Сердце капитана - страница 8

Шрифт
Интервал

стр.

Память
Кто убил мою любовь — не помню,
Где случилось это — не угадать,
Кто сказал мне это — тоже неважно,
Надо запоминать…

А надо ли?



В ТЕМНОТЕ

— У ранних кельтов ель считалась обиталищем лесного духа, требовавшего кровавых жертв — внутренностей людей и животных, которые друиды регулярно развешивали на ветвях дерева. Когда окрепшая христианская церковь запретила жертвоприношения, народы Европы заменили внутренние органы шарами из дерева, которые в дальнейшем стали стеклянными, а кишки — тряпочными и бумажными гирляндами. Что касается Санта Клауса, то он произошел от древнего и злобного кельтского божества, Великого Старца Севера, повелителя ледяного холода и пурги. Он ходил по домам с холщовым мешком, но не раздавал подарки, а собирал жертвоприношения, которые ему недодали в течение года. Визит Старца с мешком не предвещал ничего хорошего: как правило, после его ухода в доме оставались только окоченевшие трупы. Для того чтобы оградить поселок от ужасного визита, друиды приносили свирепому божеству общую жертву — в мороз раздевали и привязывали к дереву юную девственницу. Возможно, именно ее замерзший, покрытый инеем труп и стал прообразом веселой Снегурочки, сопровождающей Деда Мороза…

Галилей закрывает файл с разными мифологическими байками, которые я насобирал в Интернете во время работы на дизайнеров, и крутит головой.

— Нет тут ничего про проклятые места. И к тому же, какие, к черту, древние кельты? Нам про древних славян надо.

— Есть там и про свян… сла…вян. — говорю я. Язык плохо слушается, с чего бы это — после каких-то двух бутылок портвейна?

— Где?

— Ближе к к-концу. Неважно. Пойдем за пивом.

— Пойдем. — Галилей вставляет в ноутбук флешку, возит мышью. — А эту ерунду я потом на работе дочитаю. Найдем мы твои проклятые места.


Случилась странная вещь: не успел я всосать в себя традиционный литр пива и включить ноутбук, как отчетливо и с испугом понял — сегодня я ничего написать не смогу. После пяти минут самоанализа я выяснил, что спать и есть мне тоже не хочется. И, более того, совершенно отвратно сидеть в тускло освещенной комнате и пялиться на увешанные плакатами стены. Сегодняшний раскоп настойчиво лез в голову. Почему? Непонятно.

Впрочем, ладно. Я уже привык бороться с навязчивыми мыслями простым народным способом. Позвонил Галилею, и вот мы сидим в парке с ноутбуком, пьем портвейн с кока-колой, и бардак в голове постепенно рассасывается.

— Чувак, — вскрикивает Галилей, когда я уже окончательно забываю о причине моего ночного бунта. — А покажи-ка мне свой раскоп!

Делать нечего, запасаемся пивом и идем смотреть.


— Дыра как дыра, — говорит Галилей через какое-то время. — Никакой тебе красоты, никакого полета мысли. Серость, да и только. Что тебя здесь держит?

Я кидаю под ноги плащ и сажусь на край ямы.

— Серость. И отсутствие мыслей.

— Сколько раз говорил, иди к нам в информационный отдел. Тебя там боготворить будут!

— Угу. А спать мне как?

— Не понял?

— Неважно.

Мы молчим несколько минут. Галилей, в соответствии с прозвищем, кидает в яму камни разного размера и следит за скоростью их падения.

Когда-то давно мой отец говорил мне, объясняя, что такое дружба: «мы сидим с ним рядом и молчим, и нам хорошо». Не знаю, по-моему, это признак не дружбы, а степени опьянения — нам просто не обязательно разговаривать, чтобы обмениваться информацией.

Птицы смеются,
Вдруг замолчали на миг —
Надо уметь.

— И почему ты так носишься с этим несчастливым местом? — Галилей присаживается рядом и выпускает облачко дыма.

— Мне как-то не по себе в последнее время. И этот раскоп… Такое ощущение, что он живой, и ему тоже как-то не по себе. Мы с ним как два заблудившихся в тумане танкера. Понимаешь?

— Гм… нет.

— Танкеры потеряли друг друга в тумане. Радио не работает, нужно встретиться, но можно случайно налететь друг на друга и взорваться. И вот они, с зажженными прожекторами, с включенными сиренами и матерящимися капитанами на мостиках, медленно идут сквозь туман…

— Зная, что, скорее всего, расходятся в разные стороны?

— Да.

— Все равно непонятно. Но грустно.

Галилей молчит. Я молчу. Сейчас я говорю ему то, что словами я сказать не в состоянии.


стр.

Похожие книги