Разговоры, в основном, сводятся к трем темам: чего бы пожрать в обед и на что, куда пропала прошлая зарплата, и какого, в самом деле, черта, на этом разнесчастном месте ничего не строили.
— В древней мифологии, — рассуждает бывший музейный работник, оглянувшись и аккуратно отложив лопату, — существовали невидимые существа, злыдни. Они преследовали человека, принося ему несчастья и бедность. Говорили, что злыдни тусуются в определенных местах, и когда мимо проходит человек, вцепляются в его волосы. Человек приносит их домой, и его начинают преследовать неудачи.
Я пытаюсь примерить древнеславянскую систему к себе. Где, в каком несчастливом месте я встретил своего злыдня? Или… свою злыдню?
Мы познакомились с тобой в баре. Банально, да? Переглядывались через столики минут сорок, пытаясь скрыть глаза за тучками табачного дыма. У меня вдруг дико зачесался правый висок, и, когда я уже думал начать разговор (и знакомство, естественно) с вопроса, к чему это он чешется, ты поднялась и подошла ко мне.
— У меня не было мужчины почти месяц, — сказала ты прямо. — Я тебе нравлюсь?
И я сказал «пойдем». Человеку, который поразил тебя в самое сердце, воспроизведя слово в слово твои собственные мысли, трудно ответить иначе. Потом ты призналась, что вела себя так в первый раз, и висок у тебя тоже свербил до невозможности. Я, естественно, не поверил.
Но это уже ничего не могло изменить. Сердце, вяло трепыхавшееся в агонии, приняло сигнал из глаз, уставившихся тебе в родинку над бровью, и сразу рвануло вперед в неистовом ритме. Я был побежден, взят в плен, похоронен в братской могиле и эксгумирован толпой извращенцев одновременно.
— Твою мать! — Орет Шельма над самым ухом. — Заснул?
— Иди на хер! Копаю я!!!
…Добила ты меня тем, что после всего, когда я был способен только на невразумительный шепот, ты ушла на кухню и нажарила картошки. А утром заправила кровать.
Работала ты в каком-то мутном агентстве по подбору кадров. Кадры сплошь состояли из девушек модельной внешности, и судьба их после трудоустройства складывалась весьма интересно. Я добросовестно халтурил на маленькую дизайнерскую фирму, приютившую под своим крылом сборище эксгибиционистов. Они обожали хвалить друг друга, свою продукцию и больше всего — сами себя. Возглавлял их бандитского вида бородатый архитектор со стеклянным глазом.
Как-то незаметно в нашей архаической коммуналке появилась твоя зубная щетка, кружка и тапочки. Потом тостер. Потом кастрюля. Потом появился кот, а после всех этих превентивных маневров мы стали жить вместе. Но об этом мне хочется вспоминать меньше всего.
Перекур. Все выбираются из ямы, на глазах растущей вглубь, и встречаются под навесом. Кто-то травит анекдоты. За рабочий день получается около семи перекуров — между восемью периодами «въёбывания». За каждый период среднестатистический работник совершает около трехсот махов лопатой. В итоге получается неплохой способ накачать мускулы. Приходите на наш раскоп — самый спортивный и веселый раскоп в мире! Программа занятий на день: восемь подходов по триста раз. Вольным стилем.
А что? Пара непьющих кидал за этим и ходят.
Что касается меня, то физический труд — отличный способ отвлечься от навязчивого самокопания. Попытка загнать себя в простейшую из социальных групп. Потерять ту маску, что крепко срослась с кожей, пытаясь заменить лицо. И еще, самая простая цель и причина — уставать так, чтобы спать без кошмаров и есть с аппетитом.
Хотя… раскоп представляет собой самокопание в высшем смысле. Ты роешь землю. А земля это ты и есть, и не только ты, но и все люди до тебя.
Перекур. Крик Шельмы «В раскоп, сукины дети! На что вы будете бухать через неделю?» Скрип лопат. Матюги. Монотонный гул в голове. Мысли — они никуда не делись, они перешли на качественно новый уровень и долбят прямо в мозг, минуя словесную форму. Плевать они хотели на физический труд.
Не все стоит выкапывать из прошлого. Есть места в сознании, к которым лучше не возвращаться. И в земле, по которой нельзя было ходить, в месте, где отродясь не случалось ничего хорошего, никакого утешения мне не найти.
