Взяв под стражу обоих, капитан поклонился королеве. Охрана удалилась.
— Вы это серьезно, Изабелла? — спросил Рони-Шерье.
— Нет, конечно. Ваш приятель и так наказан. Вы видели, как он на меня посмотрел? К вечеру их обоих отпустят. Обещаю.
Она была вполне удовлетворена тем, что самоуверенный провинциал вынужден был претерпеть насмешливые любопытные взгляды придворных, шествуя мимо них под стражей весь перепачканный землей, как трубочист.
Ни он, ни барон де Бонди не были наказаны, Изабелла слегка пожурила Бонди — и только.
Орсини задумчиво покусывал перо, не замечая, что чернила пачкают его белые манжеты, и рассеянно пригубил холодную воду из высокого хрустального стакана. Вкус показался ему неприятным, но от волнения хотелось пить. Приезд послов немного выбил его из колеи. Болезнь старого Ги де Бонара не давала ему возможности самому встретить благородных гостей, и одному из троих — Сафону, Курвелю или Орсини предстояло заменить его на приеме. Сафон немного заикался, и речи были не его стихией. Оставались Орсини и Курвель. Изабелла распорядилась, чтобы послов встречал Орсини. Курвеля она не выносила.
Подготовка шла тяжело. Орсини никогда не видел этих людей и ничего о них не знал. С расспросами ему не к кому было пойти, приходилось полагаться на свое собственное чутье и осторожность. Он сделал наброски, и прикинул, сколько времени уйдет, чтобы высказать это вслух. Нельзя было чересчур утомить послов. Он сосредоточенно прикусил губу. Слова не шли на ум. Вдруг резкая боль заставила его согнуться вдвое. Он не успел как следует удивиться, как все прошло. Он вернулся к своей речи, нещадно черкая ее. Несколько минут спустя приступ повторился, дольше и сильнее прежнего. И снова прошел. Орсини выпрямился, испуганный и немного удивленный. Он никогда ничем серьезным не болел, и не понимал, что происходит. Он хотел вновь погрузиться в работу, но боль вернулась, на этот раз более не отпуская его на свободу. Он сидел согнувшись в три погибели и невольно постанывая. Предстоящая речь… Эта боль… Странный вкус воды, которую он выпил… Он все понял, проклиная себя за неосторожность. Ему стало так плохо, что он невольно сполз на пол, обхватив себя обеими руками. Но несмотря ни на что, как ни сложно ему было взять себя в руки, он подумал о том, что никто его не услышит, как громко ни зови он на помощь. И никто не придет. Он вскрикнул, не в силах вытерпеть резкую боль, жгучую, как каленое железо. Если остаться лежать здесь на полу, царапая ногтями гладкий паркет, никто не придет, никто не поможет, это верная смерть. Он кое-как приподнялся, собирая все свое мужество, и стал на четвереньки. Боль скрутила его, и он упал, взвыв от отчаяния. Еще одна попытка, он медленно поднялся, встал на колени, держась за стул, сделал попытку встать и выпрямиться, но не смог. Упрямо, не давая панике овладеть собой, он, шатаясь и держась за стену, побрел вон из своих комнат. Каждый следующий шаг был еще мучительнее предыдущего. Он не мог разогнуться, и ковылял согнувшись, как старец. Он с трудом нащупал дверную ручку. Коридор был пуст. Орсини побрел по направлению к покоям придворных, и как назло никого не встретил. Он глянул по сторонам и направился к лестнице. Вцепившись в перила, он глянул вниз. Шаг, еще один. Колени дрожали, и в голове стоял туман. Наконец, он оступился и, не понимая более, что происходит, покатился по крутым мраморным ступеням, оставшись неподвижно лежать внизу, подобно разбитой кукле.
Капитан тайной полиции получил жесточайший разнос от королевы.
— Как, объясните мне, вы защищаете свою королеву, если в двух шагах от моих покоев может среди бела дня произойти подобное? Объясните мне, для чего я содержу тайную полицию. Чтобы ваши подчиненные днями резались в карты? К вашему сведению, интендант финансов королевства выжил лишь благодаря ошибке преступника. Последний был весьма неискушен в ядах. Кто следующий? В моем дворце появился отравитель? Я желаю, чтобы вы завтра же арестовали злоумышленника, и не говорите мне о невозможном. Если не сможете, лишитесь места, а то и головы. Вы можете быть свободны. Помните, я завтра жду вас с докладом.
