— На, передай своей Изабелле. Это мои наброски для сегодняшнего вечера. Переписывать нет сил, так что пусть как-нибудь разберет мои каракули.
— Ты думаешь… — с сомнением начал Антуан, но Орсини живо оборвал его.
— Да она бог весть что наговорит этим послам, если за ней не приглядеть! Поручаю ее тебе. Пригляди уж, чтобы она вела себя как подобает.
— Эжен! Не говори так о ней, — в Антуане оскорбился и подданный Изабеллы как королевы, и просто влюбленный.
— Почему? Она всего только высокомерная девчонка, которую некому поставить на место. Власть, которую ей дали, ей не по силам и не по душе. Она использует ее в своих интересах и только. Взамен она не готова дать ничего.
Изабелла ни капли не обрадовалась, когда Антуан смущенно исполнил поручение друга и отдал ей черновик речи.
— Он действительно думает, что я неспособна обойтись без подсказчиков? — с досадой спросила она.
— Простите, Изабелла, вы ведь вправе не использовать его наметок. Но Орсини хотел как лучше. Он вовсе не стремился обидеть вас, я уверен.
— Ах, вы уверены!
Он не уловил иронии.
— Без сомнений, это так.
Ее ноздри шевельнулись, как у норовистой кобылы.
— Хорошо. Пока Жанна будет одевать меня к приему, я велю Амьен прочитать мне эти… заметки.
На деле же она распорядилась бросить их в камин.
Послы были очень похожи, как братья, — пухлые невысокие крепыши с длинными кудрями, которых при дворе Изабеллы не носили уже лет двадцать. Глядя на них с высоты своего трона, увенчанная драгоценной короной, Изабелла пожалела о своей горячности. Ей не хватало слов. То, на что другие тратили не один час труда, она хотела выдать экспромтом. Она усилием воли подавила страх перед ораторством и произнесла:
— Этикет требует, чтобы не мне принадлежала высокая честь произнести приветственные слова, и потому я сегодня буду искренна, как никто и никогда прежде, потому что эту честь я препоручила благородному маркизу де Ланьери, нашему высокоуважаемому интенданту, — она не сумела скрыть перед послами язвительный тон по отношению к Орсини и невольно рассердилась, — однако он неожиданно расхворался и прикован к постели. — Она помедлила. — Надо думать, что его болезнь в основном вызвана страхом перед публичными выступлениями.
По лицам послов пробежали сдержанные улыбки. Только Антуан, стоявший среди придворных, невольно уставился на королеву с удивлением. Даже отдавая себе отчет, что Изабелла недолюбливает Орсини, он не ожидал от нее подобной выходки. Конечно, она не могла перед чужестранными послами раскрыть, что во дворце завелся отравитель, но вот так, отдать Орсини на растерзание двору, унизить перед всеми, дать добро на то, чтобы никто не воспринимал его всерьез, — это было уж слишком. Однако сама Изабелла, в очередной раз наступив точеным каблучком на гордость Орсини, воодушевилась и продолжала свою речь гораздо увереннее. Возможно, она была более краткой, чем требовал этикет, но никто не придал тому большого значения.
Вечером Орсини допытывался у Антуана, как прошел прием, и бедный граф не знал, что сказать.
— Все прошло хорошо, — пробормотал он, пытаясь отвести взгляд. — Послы вполне довольны приемом.
— Они останутся до конца недели?
— Да, как будто.
— Отлично. Тогда я еще успею с ними познакомиться.
Антуан невразумительно качнул головой. Он сомневался, что послов заинтересует беседа с человеком, прилюдно осмеянным королевой.
— Жанна, ты принесла свечи?
— Три, мадам, как вы и желали. Розовые, с ароматом можжевельника.
Изабелла кивнула.
— А теперь скажи, чтобы к нам никого не впускали.
Стемнело, и с королевой проводили вечер мадемуазель де Шайне, де Тэшкен и Амьен де Берон. Изабелла загорелась новым гаданием, которое ей рассказали накануне, и вместе со своими фрейлинами она решилась попробовать испытать судьбу. Свечи поставили треугольником около зеркала и зажгли. Все другие светильники потушили. Возбужденные тревогой, девушки молча переглянулись. Слышно было только их дыхание, учащенное волнением.
— Кто первый? — прошептала Изабелла.
— Только не я, — отозвалась Амьен. Королева чуть улыбнулась. Она не сомневалась, что Амьен вообще не станет гадать, — ни теперь, ни после. Несмотря на замашки опытной сердцеедки, которыми она вооружилась, она смертельно боялась узнать, что обречена не расставаться со своим девством до самой смерти. У нее не было ни жениха, ни поклонников, никогда.