Она приучила дочь к аккуратности. Кухня блистала чистотой: на столе и в раковине никаких крошек и тарелок. На присутствие хозяйки указывала лишь свежая пища в холодильнике.
В последней комнате было темно, как в пещере. Выключатель света не работал, и я воспользовался своим фонариком. Мне не хотелось споткнуться о чье-нибудь тело, и поэтому в первую очередь я осмотрел пол. Похоже, когда-то комната служила хозяевам спальней, но это было давно. Оконное стекло было выкрашено в одинаковый со стенами и потолком темно-синий оттенок. На нем играли радужные всполохи неоновых граффити. Одну стену украшали гирлянды из цветов и листьев, а на другой кувыркались друг за другом грубо нарисованные рыбы и русалки. Потолок являл собой панораму из звезд и полумесяцев.
Комната была храмом «ву-ду». У дальней стены помещался кирпичный алтарь. На нем — ряды расположенных ярусами глиняных кувшинов с крышками, напоминающие торговый прилавок на рынке. Под цветными литографиями католических святых, прикрепленными к стене, покоились в блюдцах огарки свеч. Перед алтарем в доски пола была воткнута ржавая сабля. Сбоку висел деревянный костыль, а меж кувшинов стоял изящный крест из кованого железа, служивший подставкой для помятого шелкового цилиндра.
На полке я увидел несколько погремушек из маленьких тыкв и пару железных трещоток. Рядом теснилось множество цветных бутылочек и кувшинов. Большую часть стены над алтарем занимал примитивный рисунок маслом, изображающий грузовой пароход.
Я вспомнил Эпифани, с жаром возносящую заклинания духам в своем белом платье под рокот барабанов и тыкв-погремушек, шелестящих, будто ползущие в сухой траве змеи. Я вспомнил ловкий поворот ее кисти и яркий фонтан петушиной крови в ночи… Выходя из этой «часовни», я стукнулся головой о пару подвешенных к потолку барабанов-конг, отделанных деревом и кожей.
Я осмотрел в коридоре встроенный шкаф и не добился успеха, но мне повезло в кухне: я обнаружил узкую лестницу, ведущую вниз, в лавку. Пройдя в кладовую, я порылся среди запасов сухих корешков, листьев и порошков, не зная, что мне, собственно, нужно.
Аптека была пустой и полутемной. На стеклянной стойке лежала пачка нетронутой почты. Я просмотрел ее, подсвечивая фонариком: телефонный счет, несколько писем от владельцев гомеопатических складов, печатное послание от конгрессмена Адама Пауэлла и заявка о помощи от некой благотворительной организации. Под ними находился картонный плакат. Внезапно мое сердце подпрыгнуло в груди. На плакате было лицо Луи Сифра.
На нем был белый тюрбан. Его кожа казалась опаленной ветрами пустыни. В верхней части плаката было напечатано:
«ЭЛЬ СИФР, ПОВЕЛИТЕЛЬ НЕВЕДОМОГО», а ниже добавлено: «Знаменитейший и Всезнающий эль Сифр обратится к конгрегации Нового Храма Надежды в д. 139 по Западной 144-й улице, в субботу 21 марта, 1959 г, в 20.30. Сердечно приглашаем навестить нас. ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ».
Я сунул плакат в свой чемоданчик. Кто может устоять против бесплатного представления?
Закрыв на ключ квартиру Эпифани Праудфут, я вышел на улицу, прошел до 125-й улицы и поймал такси возле кафе «Пальма». Поездка в центр города по вестсайдской автостраде дала мне время немного поразмышлять. Я не сводил глаз с Гудзона: река казалась черной на фоне ночного неба, а у пристаней теснились, подобно плавучим карнавалам, ярко освещенные роскошные лайнеры.
Карнавал смерти. Поднимись на борт и взгляни на смертельный ритуал «ву-ду»! Торопись, торопись, торопись: не упусти жертвоприношения! Впервые, только у нас! Но это не все. Колдуньи и гадалки, их клиент, прячущий лицо за черным шарфом, подобно шейху аравийскому. Я был словно рубин на этой галерее смерти, ослепленный ее огнями и одураченный ловкими трюками. Я едва различал действия, происходящие за ширмой театра теней…
Мне нужен был бар поближе к дому. Например, «Силвер Рэйл» на углу 23-й и Седьмой. Кажется, я выполз оттуда после закрытия на четвереньках, но точно не помню. Каким образом я очутился в своей постели, в Челси, тоже останется для меня тайной. Но сны мои казались реальными.
