Невозможно!
«Но действует», — повторил внушительно всё тот же голос.
— А потом, — продолжал Фёдор, — и сам увидел. Вернее, почувствовал. Это ведь не медицина какая, прости господи, это самое действенное средство. Оно сразу чувствуется…
Дмитрий Иванович стоял, разводил руками и глупо улыбался.
— В общем, спасибо вам… Полегчало, ничего не скажу… Конечно, да… Не знаю, прямо, что и сказать…
Врач посмотрел на него. Пристально, будто пытаясь понять, вправду ли так доволен лечением этот непонятно откуда взявшийся пациент.
Лампочка в подвале качнулась под потянувшим сыростью сквозняком и Дмитрию Ивановичу показалось, что лицо врача закрылось лёгкой тенью, будто подёрнулось тонкой плёнкой пенициллиновой плесени.
Оранжевый цвет, так ярко проступавший на коже его ещё совсем недавно, исчез без следа.
Странно всё это было, но Дмитрий Иванович на всякие разные странности внимания уже не обращал.
— Имя? — прохрипел врач, с трудом разлепив губы.
Пожалуй, ещё минут десять назад Дмитрий Иванович и не подумал бы сообщать этому подвальному сидельцу в грязном комбинезоне своё имя. Даже, пожалуй, и не стал бы вступать с ним в подобный откровенный разговор.
Но теперь, после лечения…
— Савёлов я, Дмитрий Иванович. Вот, пригласили…
— Это я уже понял, — врач поднял руку, прерывая Дмитрия Ивановича.
И показал пальцем куда-то в пол.
— Здешний житель?
— Чего? — не понял Дмитрий Иванович.
Фёдор снова засуетился, зашуршал, зашелестел какими-то, невесть откуда, из каких подвальных тайников взявшимися газетами и картонками, которые он начал усиленно подпихивать Дмитрию Ивановичу под самые ноги.
— Ты это… — зашептал Фёдор, искательно заглядывая Дмитрию Ивановичу в глаза, на ходу приглаживая подсохшие свои, вставшие уже дыбом, вороньим гнездом торчащие волосы, и подмигивая при том сразу обоими глазами, — ты это… садись давай… присаживайся. Я вот, газеток нанёс, картоночек… Мягонькие газетки, жёлтенькие. Сам сушил, в хорошем месте хранил, у трубы. Труба-то тёплая, вот газетки и просушились. Хорошо просушились, да распушились — прямо пух гагачий. Попе-то самая радость будет на таких сидеть…
— Зачем? — несколько обескуражено спросил Дмитрий Ивановочи.
Врач снова ткнул пальцем куда-то вниз, уже более нетерпеливо.
«Сесть предлагает, — догадался, наконец, Дмитрий Иванович. — А вот Фёдор-то этот сразу всё понял… Давно с ним общается, с целителем этим. Всё на лету ловит, не иначе!»
— Садись, давай, — сказал Фёдор и легонько потянул Дмитрия Ивановича за брюки. — У него разговор к тебе… Это ведь честь-то какая! Ты, друг дорогой, и сам понять не можешь, какая это честь тебе сейчас оказана! Ты это потом только поймёшь, если…
Что это за «если» и что за этим «если» должно последовать — Фёдор не пояснил. Он подпихнул ногой газетную кучку, не то разравнивая, не то приминая газеты, потом подбежал к врачу (тот успел уже опустить руку и сидел в прежней неподвижности) и шепнул, быстро показав пальцем на альбом, который Дмитрий Иванович прижимал к животу:
— А он ещё и рисовать умеет! Великая вещь! Великая, что и говорить! Вот ведь гостя какого дорогого я привёл!
Врач протянул руку и резким движением оттолкнул надоедливого своего помощника. Потом, подождав, пока Дмитрий Иванович, неловко подогнув ноги, присядет, наконец, на газеты, сказал:
— Ты не ответил на вопрос, Савёлов Дмитрий Иванович. Здешний житель?
— Не понял я, — робко прошептал Дмитрий Иванович и беспокойно заёрзал на зашуршавших газетах.
И даже посмотрел по сторонам, будто искал поддержки в странном этом разговоре у каких-то невидимых, но вполне благоразумных собеседников, что вполне могли бы стоять рядом и сочувственно подмигивать бедному Дмитрия Ивановичу, связавшемуся с беспутным бродягой и вынужденному находить объяснения таким вот непонятным вопросам.
— Вы это, — нашёл, наконец, подходящий ответ Дмитрий Иванович, — вы меня Дмитрием называйте… Так-то проще… А то официально — я не привык. Вы — Дмитрием… Мне так проще… А вас как, простите, звать? А то вы не представились, а мне к вам обращаться как-то надо и неловко…
— Здешний житель? — упрямо повторил врач, начисто проигнорировав его последнюю фразу. — Этого мира житель?
