Она смерила его насмешливым взглядом:
— Вы четко соответствуете своему типажу. Ваш великолепный сарказм, проистекающий из столь же великолепного эгоизма. Великий человек снизошел до того, чтобы выслушать простого смертного. И женщину к тому же. Ах, Эллери, я порой теряюсь перед вами: кто вы? Самый находчивый и остроумный человек на свете или полный тупица?
Эллери густо покраснел.
— Это несправедливо, — сердито сказал он. — Признаю, с вами я часто веду себя как осел, но что касается ситуации с Таем и Бонни…
— Здесь вы еще больше осел, милый.
— Черт возьми! — подскочил Квин. — В чем и где я поступил неправильно? Да вы кого угодно доведете до белого каления. Не женщина, а…
— Во-первых, мистер Квин, не кричите на меня, — улыбнулась Паула.
— Виноват. Но…
— Во-вторых, вам бы следовало спросить моего совета, довериться мне…
— Ва-ам? — горько протянул Эллери. — Когда вы с легкостью могли бы прояснить то дело на аэродроме…
— Это совсем другое дело. Профессиональная этика…
— Вот она, ваша женская логика! Говорите, совсем другое дело? Профессиональная этика? Позвольте вам заметить, Паула, что здесь тот же принцип. Кроме того, какой мне резон вам доверять? Что такого вы сделали, чтобы я мог поверить…
Эллери неожиданно замолк.
— Вот теперь и помучайтесь, — сверкнула на него глазками из-под ресниц мисс Перис. — Нет, пожалуй, я все же помилую вас в своей мудрости. Если это слишком высокопарно, могу смягчить — для ваших ушей. Вы в ситуации с Таем и Бонни повели себя как слон в посудной лавке, и все потому, что не знаете женщин.
— А при чем здесь это?
— Потому что Бонни — очень даже женщина, и она, судя по вашему рассказу, отреагировала на вашу ложь чисто по-женски. Уверена, что вас ждет самый большой сюрприз, и довольно скоро.
— Паула, — Квин скорчил противную мину, — по-моему, вы себя переоцениваете.
— Ну, не надо дуться. Улыбнитесь, дорогой, а то у вас такой вид, словно вы и правда хотите меня съесть. Вот только не из-за страстной любви ко мне.
— Это уже слишком, — процедил он сквозь зубы. — Вас надо проучить. Даже крысы и те в конце концов переходят в атаку.
— Однако, скромная какая метафора.
— Хорошо же. Вот вам мой вызов! Узнаем, кто кого.
— Боже мой, как официально, — улыбнулась она. — Да, заденешь мужское тщеславие… и на что же вы меня вызываете?
Мистер Квин уселся и надел замороженную улыбку:
— Ну, скажите мне, кто убил Джона и Блит.
Она вскинула ресницы:
— Как? Вы не знаете? И это вы, человек, который знает все!
— Я спросил вас. Вы его вычислили?
— О, какое занудство, — пробормотала Паула и сморщила носик. — Ну, если бы я захотела, то могла бы и догадаться.
— Догадаться! — фыркнул Эллери. — Вам не нужны причины, мотивы, обоснования. В этом-то все и дело. Женщина не ищет резонов. Она догадывается.
— А большой и сильный мужчина должен употребить для этого титанические усилия своего ума, не так ли? И что же, вы установили его?
— Кто он?
— Нет, сначала скажите вы.
— Нет, ну чистый детский сад! — простонал Эллери.
— А почему я должна вам верить? — мурлыкала Паула. — Вы только что заявили, что тоже догадались, но вы ни за что не воспользуетесь словом «догадка». Вы бы сказали «рационализм» и все такое.
— Да, я делаю выводы не на основании своих догадок, у меня научные методы! — разбушевался Эллери.
— Не буду спорить.
Опять насмешка.
— Ну хорошо, давайте сделаем так: каждый из нас на листке бумаги напишет имя, и обменяемся листками.
— Отлично, — буркнул Квин. — Ребячество, конечно, но вы заслужили хороший урок. Не будете впредь посягать на основы моей интеллектуальной жизни.
Паула рассмеялась, дала ему лист бумаги и карандаш, повернулась к нему спиной и быстро что-то написала на своем листке. Квин поколебался немного, потом размашисто черкнул на листе имя предполагаемого преступника. Паула обернулась, но он ее остановил:
— Погодите-ка. У меня встречное предложение. Два конверта!
Она не поняла, но послушалась.
— Положите свой листок в тот конверт, а я свой — в этот.
— А зачем?
— Делайте, как я говорю.
Паула пожала плечами, однако же подчинилась. Эллери взял у Паулы ее конверт, убрал к себе в бумажник, а свой вручил ей.
