— Никакая это не комедия. Речь идет о нашей жизни, о существовании нас как нации! — прокричал бородатый. — Мы танцуем на всех свадьбах, кроме собственной. И нас даже не благодарят. Ничего, кроме тычков и зуботычин, мы не получаем!
— Фе! Пустая болтовня.
— Никакая не болтовня. Это правда. Правда! Вы все — шайка предателей!
— О Боже! Этому не будет конца! — вздохнув, сказала Гина. — Этот Лапидус — точно океан: не успокаивается ни на секунду.
— Океан выбрасывает на берег морские раковины, а Лапидус выплевывает сплошные отбросы, — заявил очкастый.
— Тихо, Бройде! У тебя у самого рыльце в пуху. Слышите, я хочу познакомить вас вот с этим молодым провинциалом. Привел его Абрам. Абрам говорит, что он гений.
Спор тут же прекратился, и спорившие уставились на Асу-Гешла. Первым нарушил молчание Лапидус.
5
— Откуда вы? — спросил Лапидус, протягивая Асе-Гешлу руку. — Даю голову на отсечение, вы откуда-то из-под Люблина.
— Да, — подтвердил Аса-Гешл. — Из Малого Тересполя.
— Так я и думал. В этих городах евреи еще не перевелись. Настоящие евреи, кому не стыдно за свой еврейский нос — и за еврейскую Тору тоже. Вот видите, друг мой, мы с вами присутствуем при рождении нового поколения, у которого только одно на уме — человечество! Они проливают горючие слезы над каждым Иваном, каждым славянином. И только один народ они в грош не ставят — свой собственный.
— Эй, Лапидус, опять вы за свое?! — воскликнул Бройде поставленным голосом опытного оратора. — Это уже свинство!
— Что значит «свинство»?! Я просто хочу, чтобы он знал, в какой вертеп угодил. Поглядите на них. — И Лапидус повернулся к Асе-Гешлу. — Человеколюбы все как один. Их ничего на свете не волнует, кроме революции и русских крестьян. И среди них нет ни одного, кто бы подумал о том… — Тут Лапидус поднес большой палец одной руки к мизинцу другой, чтобы продемонстрировать, как ничтожен их интерес, — о том, что происходит с евреями!
— Поверьте мне, Лапидус, — перебила его Гина, — вы зашли слишком далеко! Если хотите стать националистом или вернуться в молельный дом своего детства, давайте, ради Бога! Вам ведь теперь никто не мешает. К чему весь этот крик? Сумасшедший дом какой-то!
— Что верно, то верно. Один раз я был в деревне, где их собирают перед отправкой в Сибирь. Как же она называлась? Ну да, Александровка… Захожу в избу и вижу: сидят евреи с тощими бородами и черными глазами — как у меня. Сначала я решил, что это миньян, что они пришли покойника оплакивать. Но когда я услышал, как они бормочут по-русски про революцию: «Эсеры, социал-демократы, Плеханов, Богданов, бомбы, убийства», я чуть со смеху не покатился. Со мной, можно сказать, истерика случилась.
— И до сих пор продолжается.
— К вашему сведению, Бройде, из нас двоих истерик скорее вы, чем я. Вы не пережили того, что пережил я. Пока я гнил в тюрьме, вы, Бройде, забавлялись со служанками вашего отца.
— Прекрасно. Вы, стало быть, приобрели огромный опыт. И что он вам дал? Сделал вас реакционером, только и всего.
— Говорю вам, Бройде, вы куда больший реакционер, чем я. Если миру придет конец, то из-за таких, как вы.
— Конец придет не миру, Лапидус, а капитализму и шовинизму, всему тому, за что такие, как вы, держатся обеими руками.
— Я не шовинист. И не покушаюсь на чужую территорию. Мне нужно только одно — уголок нашей собственной земли.
— Ну, слава Богу, я рад, что вы не претендуете на чужие земли. Но погодите. Не зря ведь говорят: аппетит приходит во время еды. Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — изобразил его смех Абрам. — Да вы, я вижу, шутник, Бройде. В какой это заповеди сказано, что мы обязаны проливать нашу кровь за паршивых царей и королей и не иметь собственного дома? С какой стати? Только потому, что так постановил Карл Каутский?
— Каутский тут совершенно ни при чем, мой дорогой Шапиро. Если турки дадут вам право распоряжаться землей в Палестине, я против не буду. Но если султан решит землю не давать, я тоже не стану рвать на себе волосы, уверяю вас.
— Зато ради новой Конституции вы не то что волосы — вы собственную мать разорвете.
— Конституция имеет поистине мировое значение, а право распоряжаться землей в Палестине — очередная бредовая фантазия сионистских болтунов.
