Абрам сразу же перешел на крик — он всегда кричал, когда оказывался в неловкой ситуации:
— Ты что же, не узнаешь меня, а? Тебе, я смотрю, теперь не до меня!
— Дядечка!
— Он самый! Спасибо, что узнала.
Он закрыл за собой дверь, схватил Асу-Гешла за плечи и расцеловал его в обе щеки. А потом оттолкнул его и заключил в объятия Адасу:
— Да, это я! Твой дядя Абрам! — И он поцеловал ее в губы, а она прижалась к нему и стала покрывать поцелуями его щеки и бороду. — Ну, ну, будет! Сначала забываешь о моем существовании, а теперь ластишься.
Сигара выпала у него изо рта, трость, которую он выпустил из рук, со стуком упала на пол.
— Ну, наконец-то, — проревел Абрам. — Не бойтесь, называйте меня, как хотите, — убийцей, прохвостом, негодяем. Но ведь даже последний негодяй не станет портить жизнь своей кровинушке!
— Где я вас только не искал! — воскликнул Аса-Гешл.
— Еще одно слово, и эта трость обрушится на твою несчастную голову, так и знай! Когда ты вернулся, надо было первым делом идти ко мне. Господи Боже мой, я день и ночь о нем думаю, всех о нем спрашиваю — а он уже давно живет в Варшаве и в ус не дует. Спрятался черт знает куда, точно мышь в нору. Когда я узнал, где тебя искать, то пришел в такое бешенство, что, попадись ты мне на глаза, я бы разорвал тебя на части. Сейчас я немного успокоился. Черт с тобой. Если тебе на меня наплевать, то и мне на тебя тоже. Это во-первых. Что же до тебя, — и он повернулся к Адасе, — у меня с тобой свои счеты. Не будь ты женщиной, представительницей слабого пола, мол, смотреть на меня смотри, а прикасаться не вздумай, я бы так тебе всыпал, что ты бы половины зубов не досчиталась.
— Что ж, начинай.
— И начну, если захочу. Может, для кого-то ты и красавица, grande dame, фифа, а для меня — девчонка, младенец в пеленках.
— Дядечка, в той комнате все слышно.
— Пусть слушают. Я правду говорю, чистую правду. Что ты делаешь в этой вонючей дыре? Господи, на улице яркое солнце, а вы тут сидите в кромешной тьме. Пошли на свежий воздух! За мной! Гульнем как следует! Такой крик поднимем, что варшавские дома рухнут, как стены иерихонские!
— Ах, дядюшка, знал бы ты… — Адаса осеклась.
— Что я должен знать? Ни черта я не знаю. Я идиот. Нет, вы только на него поглядите! Каким стал красавчик-то твой! Настоящий boulevardier, европейский денди! Господи, как летит время! Пойдите сюда. Ближе. Я должен вас обоих облобызать.
Абрам обнял их обоих и стал таскать взад-вперед. Столик перевернулся. Дверь приоткрылась, и в комнату с улыбкой заглянула Франя:
— Что тут у вас? Погром?
— Так вы меня, оказывается, знаете? А я уж решил, что вы меня не узнали.
— Вас нельзя не узнать, господин Абрам.
— Знай я, что он живет здесь, у вас, я бы здесь дневал и ночевал.
— Пожалуйста, извините его, — вступила в разговор Адаса. — Мой дядя дает волю чувствам. Я все приведу в порядок.
— Ничего страшного, не беспокойтесь, — сказала Франя. — Вас спрашивает какая-то женщина, — продолжала она, обращаясь к Асе-Гешлу.
— Меня?
— Я отвела ее на кухню. Она ждет вас там.
И Франя вышла, закрыв за собой дверь. Аса-Гешл густо покраснел. Абрам со значением покачал головой. Адаса присела на край кровати и тут же встала опять.
— Кто это? — поинтересовался Абрам. — Бог мой, за тобой, я смотрю, женщины устроили настоящую охоту, а?
— Не знаю. Здесь у меня еще никто не бывал. Понятия не имею. — «А вдруг это Аделе или ее мать?! Откуда они знают, где я живу?»
— Пойди посмотри, кто это. Мы подождем тебя здесь.
И с этими словами Абрам подошел к окну и уставился на стену дома напротив. Адаса подняла перевернутый стул и столик. Аса-Гешл надел пиджак и поправил галстук.
— Чушь какая-то, — пробормотал он.
Когда он вышел, Адаса взяла со стола книгу и, сев на кровать, стала переворачивать страницы дрожащими пальцами. Мерцала газовая лампа. Абрам по-прежнему стоял у окна, глядя на квадрат неба, образовавшийся между крышами домов. Он понимал, что Аса-Гешл и Адаса встречаются, однако представить себе не мог, что она ходит к нему в эту мрачную дыру, где знают их обоих. Услышала бы об этом Даша! Это бы ее доконало!
