– Не очень вкусно, – сетует тетя Тина, снимая с тарелки пищевую пленку.
После чего я считаю своим долгом отведать кусочек и объявить, что тети-Тинино мустачьоли куда лучше.
Перекусив, мы беремся катать фрикадельки для супа. Тут-то я и завожу речь о своем проекте.
– Роман почти готов, тетя Тина. Это во многом твоя заслуга. Спасибо тебе.
– Ты закончить история про бабушка? – Тетя Тина кладет фрикадельку размером с виноградину на поднос, полный точно таких же, совершенно идентичных фрикаделек. – А про меня ты что писать?
– Хочешь – возьми, прочти, – поддразниваю я.
Тете Тине не смешно. После некоторого колебания она говорит:
– Пиши, она не виноватая, что у ней с головой непорядок.
– В чем конкретно она не виновата?
Тетя Тина не отвечает. Подумав еще немного, она вносит следующее предложение:
– Ты пиши, неправда, что я ей завидовать.
– Брось, тетя! Опять ты про это!
Да, она опять про это – про зависть. Будто нет более важных вещей. Будто сейчас – сейчас! – зависть, да и прочее, хоть что-нибудь значит. И однако ни Стелле, ни Тине не светит умиротворение. До конца своих дней сестры будут страдать от размолвки, обвиняя друг друга – вслух, обвиняя каждая себя – мысленно. У обеих достаточно слабостей. Мне нечем утешить тетю Тину.
Она теперь плачет – беззвучно, совсем как Ассунта. Слезы текут по пергаментным щекам, капают на фартук, оставляют на нем, и без того заляпанном, коричневатые пятна.
– Ты пиши, я всегда любить Стелла и заботиться; всегда, всегда заботиться.
– Тетя Тина! – В глазах щиплет, слезы близко, но плакать никак нельзя – только хуже будет.
Тина не в силах заделать трещину в отношениях со Стеллой, и вся ее надежда – на меня. Может, я измыслю хеппи-энд, оправдаю ее, спасу.
– Каждый знает, что ты любишь мою бабушку, – повторяю я заученные слова. – Каждый знает, сколько ты для нее делала и делаешь.
– Я ее любить, – всхлипывает тетя Тина, сморкаясь в бумажное полотенце. – Всю жизнь любить. Пиши про это.
– Да, тетя Тина. Так и напишу.
Для пущей убедительности я сжимаю тетину руку, цементируя свое обещание. Пальцы у меня липкие от говяжьего фарша, а у тети Тины – чистенькие, словно не она только что налепила две сотни фрикаделек.
– Ай, ты воды много перебавить, фрикадельки будут как замазка! – Тетя Тина вырывает руку. Нос у нее все еще красный, но слезы высохли.
Она вскакивает, огибает стол, критическим взором оглядывает мой поднос, заполненный фрикадельками лишь наполовину.
– Эта слишком большой!
Тетя Тина хватает «некондицию», живо доводит до ума. Ахает: рядом слишком маленькая фрикаделька!
– Погоди, тетя, дай лучше я…
Не даст. Как обычно. В самой своей деликатной манере (то есть далеко не деликатно) тетя Тина забирает поднос и собственноручно перекатывает все фрикадельки, до единой.
– Ладно. – Я поднимаюсь, иду к раковине. – Похоже, это конец.
Тетя Тина, успевшая поставить на огонь сковородку, одаривает меня печальной улыбкой. Утешает:
– Ты не бойся. Когда фрикадельки в супе, никто не понять, где твои, где мои.
Роман «Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны» является художественным произведением, плодом фантазии автора, однако для желающих знать, какими конкретно историческими событиями автор вдохновлялся, я сейчас перечислю документальные произведения, и пусть они помогут любопытным в их изысканиях. Итак: труды Энн Корнелизен, особенно книга «Женщины из тени», правдиво рассказывают о жизни на юге Италии в середине двадцатого века. «La Storia: Пять веков итальянских иммигрантов в Америке», которую написали Джерр Манджоне и Бен Моррел, должна бы стать отправной точкой для любого исследования данной темы. Читателю, заинтересовавшемуся историей Калабрии, могу порекомендовать мемуары Гая Тэлиза «Что до сыновей…», где, в частности, даны впечатления итальянского солдата Первой мировой. Еще одна книга об этой войне в Италии принадлежит перу Марка Томпсона и называется «Белая война: Жизнь и смерть на итальянском фронте, 1915–1919». В смысле, который ничего общего не имеет с магическими чарами, меня зачаровал сборник эссе под редакцией Кларенса Мэлони «Дурной глаз» (издательство Колумбийского университета, 1970 г.). Более обширный список будет представлен позднее, а пока я упомяну еще одну книгу – роман Тони Моррисона «Милость Божия», который стал для меня очень личным источником вдохновения. На что человек готов, когда хочет считаться американцем, и к чему его принуждают – вот тема этого романа, развернутая с удивительной элегантностью.
