– Я иду в маленькое кафе за углом, выпить «кубок капуцина», не хотели бы составить мне компанию?
Некоторое время я просто смотрела на него, что такое «кубок капуцина», может быть, дословный перевод? Или название вина?
– Что это?
– Приятно называть свой обязательный дневной кофе по имени, – пояснил он.
– О, да, конечно, – согласилась я, – спасибо.
Саттон ждал этого момента.
– Если хотите присоединиться, то по крайней мере, вы должны встать, – пошутил маэстро.
– О, да, – я рассмеялась и подскочила.
Мы направились к воротам.
– Вы живете поблизости в одном из общежитий?
– Да, – мне показалось, что нас что-то прочно связывает.
– И вам нравится в Нью-Йорке? – поскольку нужно было сворачивать за угол, преподаватель взял меня за руку. Раньше я думала, подобный жест должен на меня хоть как-нибудь подействовать, но я была холодна и спокойна как сейф.
– Здесь забавно, – заметила я, отвечая на его вопрос, – но нужно получше узнать все.
– Мой любимый город – Лондон, его можно понять, увидев впервые. Тени веков лежат на современных зданиях…
– Это щекочет воображение, – подхватила я.
– Вы много путешествовали?
– Только по Соединенным Штатам.
– Действительно? Я думал о студентах иначе, – мне показалось, что я разочаровала его. – Ну да ладно, – продолжил он. – Вы знаете, чем привлекли мое внимание впервые в аудитории – своей невинностью, она прекрасна, – мы остановились, и я отвернулась, почувствовав, что кровь приливает к моему лицу, дабы он не видел моего смущения. Потом резко повернулась и посмотрела маэстро в глаза.
– У вас взгляд, словно вы о чем-то догадались или собираетесь догадаться, – сказал он так тихо, что я едва услышала. Потом поднял руку, и мне показалось, хотел дотронуться до моего лица, но так же неожиданно опустил ее. – И все-таки, что скрывается в глубине этих синих глаз, глаз, в которых столько печали. – Саттон поедал меня глазами, говоря это, потом резко отвернулся. – Мы пришли. – Он ввел меня в кафе и усадил за столик.
Когда официант спросил, какой кофе мы желаем, с шоколадом или коньяком, я не знала, что выбрать.
– Советую с шоколадом, – сказал Михаэль и сделал заказ. – Расскажите мне побольше о себе. Мне нравится личное общение со студентами, кое что я, конечно, узнал из личной карточки. Вы из Вирджинии, у вашей семьи известная гостиница. Я никогда не был там. Расскажите.
Я описала гостиницу, океан, маленькую приморскую деревню на побережье.
Саттон внимательно слушал, в глазах читался неподдельный интерес, иногда он о чем-нибудь спрашивал, кивал, о своих сложностях я не рассказывала. О семье – только то, что она постоянно занята работой в гостинице.
– Я не видел своих родителей очень и очень долго, – с сожалением проговорил мистер Саттон, – я был в турне, как вы знаете, жизнь исполнителя, а особенно известного исполнителя, – пококетничал он, – очень сложна. Обычные удовольствия редки для нас, не могу вспомнить, когда последний раз со своей семьей сидел за праздничным столом, чаще я был один в пути. Он опустил глаза вниз, но я успела заметить неподдельную тоску. Я никогда не могла даже вообразить, что такой известный исполнитель как Михаэль Саттон может быть столь печален. На всех афишах он представал улыбающимся, счастливым и беззаботным. – Да, есть в ваших глазах что-то такое, неуловимое, что дает сразу же понять, о чем вы думаете. На самом деле их таинственность обманчива.
Я начала краснеть, но он понимающе отвернулся.
– Не изменяйтесь, – воскликнул Михаэль на удивление страстно, – будьте самостоятельной и не позволяйте другим лепить вас, как им заблагорассудится. Когда вы пели сегодня, я увидел ваше настоящее лицо, живущее в музыке, в музыке – ваше сердце. Я знаю, я испытываю те же чувства, когда пою. Я увидел в вас себя, я понял, что сделаю из этой девушки звезду.
Правда ли, что у меня есть такой потенциал для взлета, как говорит Михаэль Саттон? Или это так и останется мечтой, единственными моими поклонниками будут Триша и Саттон? Может быть, это сон? Я закрыла и открыла глаза, но Михаэль Саттон не исчезал, он сидел напротив меня, разговаривал, шутил, улыбался, но не исчезал, он не был миражом.
