Секреты Достоевского. Чтение против течения - страница 51

Шрифт
Интервал

стр.

наделил похоть своего предполагаемого злодея искупительной силой; также я не выступаю за то, чтобы перевернуть сложившуюся в классическом литературоведении концепцию «Преступления и наказания» с ног на голову. Сладострастные мечты Свидригайлова по-прежнему отвратительны. С другой стороны, насколько нам известно, это только мечты – а кто из нас может сказать, что никогда не мечтал о постыдном? Чрезмерно прямолинейный взгляд на персонажа может заставить читателя не заметить тонкостей великого романа Достоевского, наполненного противоречиями между действием и повествованием. Не следует упрощать этику до банального осуждения очевидного зла. О чем бы Свидригайлов (или любой из нас) ни мечтал в одиночестве, нам следует обратить внимание и на его дела. Достаточно вчитаться в текст, чтобы заметить, что о преступном поведении Свидригайлова свидетельствуют лишь слухи и сплетни. Свидригайлов признается (и даже весьма эмоционально) в наличии злых помыслов, однако до его самого последнего поступка – акта насилия, направленного против себя самого, – мы видим, как он творит исключительно добрые дела. Раскольников же, напротив, избегает откровенности и отрицает свои сильнейшие страсти, включающие инстинктивное стремление к любви и благодати. Умышленное убийство у нас на глазах совершает Раскольников. Почему же тогда литературоведы упорно считают злодеем Свидригайлова[70]!

Для Раскольникова главным мотивом к действию становится визит в комнату Сони немедленно после скандала в квартире Мармеладовых. Он приходит с целью признаться в совершенном убийстве (как обещал во время предыдущего визита). Но это желание неразрывно ассоциируется с чувством патологической ненависти и желанием творить насилие, а также с подавленным сексуальным желанием. Этот комплекс противоречивых мотивов парализует Раскольникова, и он не может ни действовать, ни говорить. Здесь его неспособность признаться – говорить – представляется как неспособность действовать (буквально – «бессилие», что одновременно является синонимом импотенции; это слово неоднократно повторяется на протяжении всей сцены):

– А ведь ты права, Соня, – тихо проговорил он наконец. Он вдруг переменился; выделанно-нахальный и бессильно-вызывающий тон его исчез. Даже голос вдруг ослабел. <…> Он хотел было улыбнуться, но что-то бессильное и недоконченное сказалось в его бледной улыбке. <…> Вдруг он побледнел, встал со стула, посмотрел на Соню и, ничего не выговорив, пересел машинально на ее постель. Эта минута была ужасно похожа, в его ощущении, на ту, когда он стоял за старухой, уже высвободив из петли топор, и почувствовал, что уже «ни мгновения нельзя было терять более».

– Что с вами? – спросила Соня, ужасно оробевшая.

Он ничего не мог выговорить [сделать?]. Он совсем, совсем не так предполагал объявить и сам не понимал того, что теперь с ним делалось. Она тихо подошла к нему, села на постель подле и ждала, не сводя с него глаз. Сердце ее стучало и замирало. Стало невыносимо: он обернул к ней мертво-бледное лицо свое; губы его бессильно кривились, усиливаясь что-то выговорить [Достоевский 19726: 313–314] (курсив мой. – К. А.).

Редакторы академического собрания сочинений Достоевского цитируют принадлежащее В. И. Кирпотину исследование чернового варианта этой сцены, из которого, если верить ему, явствовало, что во время этого визита Соня стала любовницей Раскольникова [Достоевский 19726: 167–168]. При дальнейшей правке автор стремился к тому, чтобы этот важный вопрос о «действии» остался открытым. Достоевский сохраняет такую же недосказанность и в других ключевых, насыщенных сексуальной энергией сценах – например, во втором свидании Человека из подполья с Лизой и даже во встрече Катерины Ивановны с Дмитрием, о которой последний рассказывает своему брату Алеше в «Братьях Карамазовых». Когда я обращаю ваше внимание на эту двусмысленность, мной движет не вуайеризм. Для меня неважно, имели эти встречи сексуальный характер или нет; они не более чем произведения художественной литературы и в любом случае не содержат «реального» действия. Моя цель состоит лишь в том, чтобы продемонстрировать источники напряжения в повествовании и исследовать их воздействие на динамику дальнейших событий.


стр.

Похожие книги