Дом стоит посреди парка с запущенными лужайками. Все поместье окружено сурового вида стенами. Думаю, это и побудило Тибодена устроить лабораторию именно здесь.
Я останавливаю машину у стены и быстрым шагом вхожу в ворота. Не успеваю сделать и четырех шагов, как неприветливый голос заставляет меня окаменеть.
– Эй, вы! Стоять!
Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и вижу старого хмыря с отталкивающей физиономией.
Это охранник. Бывший блатной, это я вам говорю. Его прошлое читается по залатанной, как старая камера колеса, морде, раздавленному носу, оборванным ушам, а больше всего по глазам запятыми.
Я рассматриваю его со снисхождением.
– Вы куда? – спрашивает он, вразвалку направляясь ко мне.
– У меня стрелка с профессором Тибоденом.
И я достаю пропуск, выписанный по всей форме. Он скрупулезно изучает его, точно генерал штабную карту, перед тем как послать своих солдат в мясорубку, потом Качает головой без шеи и показывает, что согласен.
Поверьте мне, лучшие ангелы получаются из демонов. Вот возьмите Видока, например. Бывший каторжник, урка, судимостей на несколько страниц, но однажды раскаялся и возглавил полицию. Во как бывает в лучших домах! Клин клином вышибают – золотое правило.
Так я философствую, идя по аллее, затем быстро поднимаюсь по лестнице и оказываюсь в просторном холле, выложенном плиткой под шахматную доску, в котором какой-то малый сидит на стуле и мечтает о королеве.
По моим прикидкам, это последний укрепленный бастион перед кабинетом профессора Тибодена.
Я опять вынимаю пропуск, и он довольно грациозно кивает.
– Можно видеть профессора? – спрашиваю я, подкрепляя просьбу любезной улыбкой, которой место на первой странице «Сине-Ревеласьон».
– Вас проводят.
Он нажимает пальцем с ногтем в трауре на кнопку. Где-то в домишке раздается звонок, и появляется очень симпатичная особа, чей лифчик явно надут не осветительным газом.
Она платиновая блондинка, одетая в белый халат и черные чулки, самые что ни на есть модные сейчас, а ее лукавый вид вызвал бы игривые мысли у целого научного симпозиума.
Она осматривает меня, изучает, оценивает и просит следовать за ней, что я делаю с большой охотой, сожалея лишь о том, что мы направляемся в кабинет старого профессора, а не в отельчик «Пу-НервЕ», где номер двадцать два перманентно зарезервирован для меня.
Она выходит из холла в коридор, ковер в котором протерт до пола. Освещение составляет одна-единственная засаленная лампочка, глупо висящая на проводе, как одинокая груша на лишившейся листьев осенней ветке.
Прежде чем мы доходим до конца коридора, я спрашиваю ее своим самым нежным голосом:
– Вы секретарша профессора?
– Да, месье, – отвечает она.
– Он умеет подбирать персонал, – высказываю я свою оценку.
Она издает тихий смешок, идущий прямо в глубины моей души.
Осмелев, я развиваю достигнутое преимущество:
– А чем вы занимались во внерабочие часы до встречи со мной?
Тут она бросает супервзгляд, призванный растопить меня. Такие взгляды производят в спинном мозге короткое замыкание.
– Ждала вас, как видите, – щебечет куколка.
Мне кажется, она умирает от скуки в этом поместье и антирадиационные ученые ее достали. Умники хороши в журнале «Ревю де монд», а если общаться с ними изо дня в день, то волком взвоешь.
Пообещав себе в самое ближайшее время развлечь красавицу, я вхожу следом за ней в большую комнату, меблированную металлическими картотеками, столом, тоже металлическим, и креслами из труб.
Эти предметы резко контрастируют с архитектурой рококо дома... Тут есть обивка на стенах, лепные украшения, ковры, правда истертые. Даже вольтеровское кресло, забытое в углу и брызгающее соломой.
Красавица показывает мне на это неприветливое сиденье.
– Подождите, я предупрежу профессора. Она снимает трубку стоящего на столе телефона. Мужской голос говорит, что слушает ее, и тогда киска начинает докладывать обо мне. Говоря, она выделывает арабески задницей, чтобы вдохновить меня. Она из тех девушек, что умеют сделать спину красноречивой.
Положив трубку, она для разнообразия одаряет меня улыбкой в пятьсот вольт. Или я ошибаюсь, как говорил один месье, полагавший, что не побрился, потому что вместо зеркала смотрелся в одежную щетку, или мое пребывание в этой лаборатории будет иметь очень приятные стороны.