— Это к радости. — Глаза Доры посветлели.
— А если конец плохой? Птица так кричит, как будто плачет?
Мягкий взгляд Доры потух, потом опять загорелся.
— Давай лучше на картах раскинем.
— Давай, только пойдем к нам.
— Не пойду я, — тихо ответила Дора. — Лучше ты сама с малышом приходи.
— Вот еще глупости! — громко возмутилась Марина, открыв дверь и повернувшись во двор. — Ты у нас не домработница, мы тебя любим! Это все знают! Отец сейчас в командировке, он собирался сам зайти, просто не успел. А с гостями столько мороки, сама знаешь. Голова уже кругом идет!
— Долго прогостят-то они? — тихонько спросила Дора.
— Отца не поймешь, — сказала Марина, понижая голос и возвращаясь в комнату. — Будто бы пока у Евы все не устроится, а что это значит — я не поняла. На работу, что ли, она должна устроиться? Так она ее не ищет, сидит целыми днями и ничего не делает, больная какая-то. Папа говорит — устала от жизни… Я ее даже сначала боялась. А потом ничего, перестала, она же тихо сидит. А вот Кларисса эта — идиотка! Я папе рассказываю, как она хозяйку корчит, как имя себе дурацкое выдумала, как в школе врет, что она моя сестра, — а он смеется, говорит: детский сад — штаны на лямках. Я про то, что она к Рахили подлизывается и нас всех заложила — он опять смеется, говорит, что пусть я не переживаю, Рахили и в его времена все крамола мерещилась, ему на это плевать. А Клара, мол, просто с нами дружить хочет, только все наоборот делает. Конечно, ему смешно!
— Пал Палыч всегда веселый, — с простодушной улыбкой проговорила Дора, представлявшая себе всю эту сцену в лицах — таких родных и таких любимых.
— Веселый, — иронично подтвердила Марина. — Я ему: о тебе знаешь, что болтает вся Зеленая улица? Он хохочет-заливается: ему наплевать. Я разозлилась: как это некоторые так устают от жизни, что поселяются в гостях как у себя дома? А он: я не все могу сказать. Это чужая тайна. Потерпи. — И, уходя, громко напомнила Доре уже у калитки: — Так мы ждем тебя вечером!
Жанна расхаживала по комнате, и взгляды друзей невольно устремлялись к ней, привлеченные ядовито-малиновым цветом ее платья. В каждом ее шаге, в каждом движении было столько скрытой энергии, что восприимчивому Рафаэлю она представилась бы сейчас красивым, хищным черно-малиновым зверем. Однако как раз Рафаэля и не было. Исключая его, компания собралась в Странном Доме в полном составе.
— Так что хотел сказать наш стихоплет? — обратилась Жанна к друзьям. — И куда он провалился? Давайте пока музыку послушаем, я новую кассету принесла.
— Ваш стихоплет хотел сообщить, что его стихи печатают в «Кудринских вестях», — ответил Рафаэль. Он был настроен воинственно, по лестнице взбежал вприпрыжку, дверь за собой не закрыл и вместо того, чтобы плюхнуться в кресло, остановился посередине комнаты. — Так ведь нет — не печатают.
Жанна фыркнула, Рафаэль подскочил к ней, словно петушок, решительно отбросив свои черные локоны.
— Да знал я, что у них ничтожная газетка! — продолжил он уже от первого лица. — Да я ходил к ним только ради смеха!
— Так же и тебя впустили туда, — ввернула Жанна.
Рафаэль притопнул.
— Они печатают такую ерунду, что я решил, пусть поглядят на настоящие стихи!
— Sancta simplicitas! Святая простота! — Артур давился от смеха. — Как это ты отважился дверь-то отворить? Да если ты и там стоял в такой же позе…
— Я — стоял в позе?! Это они стояли в позе! — Рафаэль потряс кулаком.
— А что ты им носил? — спросила Жанна. — Какую-нибудь дрянь, вроде той, что мы слышали раньше?
Рафаэль, едва отбившись от Артура, повернулся к новому противнику и запальчиво заявил:
— Для тебя-то, может быть, и дрянь — ты разбираешься в стихах не лучше, чем кретины из газеты!
Энергии, кипевшей в Жанне, вполне хватило бы, чтобы уничтожить Рафаэля без остатка. Но она лишь усмехнулась и вернулась на свой подоконник. В последние дни, бывая в Странном Доме, она почти каждый раз замечала здесь эти первоцветы. В отличие от обычных фиолетовых подснежников, мохнатеньких, с желтой серединкой, которые встречаются повсюду, эти, белые и шелковистые, растут почти у бизоньего заповедника.
