– О чем это вы? – повторил старый Баярд.
– А ты тоже отправляйся к себе. – Мисс Дженни и его втянула в орбиту своей воли – так человек мимо ходом снимает со стула небрежно брошенную одежду. – Тебе давно пора в постель.
Дед с внуком пошли вслед за нею на кухню и, стоя в дверях, ожидали, пока она, порывшись в леднике, поставит на стол еду, кувшин с молоком и пододвинет стул.
– Сделай ему пунш, Дженни, – посоветовал старый Баярд, но мисс Дженни тотчас отвергла это предложение:
– Молоко – вот что ему надо. Того виски, что он на войне выпил, я думаю, ему надолго хватит. Баярд – так тот, когда со своей войны возвращался, всякий раз непременно хотел въехать на лошади через парадное крыльцо. А ну-ка, пойдем. – И она решительно вывела старого Баярда из кухни и потащила вверх по лестнице. – Немедленно отправляйся в постель, слышишь? Оставь его на минутку в покое.
Убедившись, что он закрыл за собою дверь, она вошла в комнату молодого Баярда и постелила ему постель, потом отправилась к себе и вскоре услышала, как он поднимается по лестнице.
Его комната была озарена зыбким светом луны, и, не зажигая огня, он вошел и сел на кровать. За окном неумолчно гудели лягушки и кузнечики; лучи лунного света, словно хрупкие стекляшки, разбиваясь о кусты и деревья, звонким хрустальным дождем сыпались на землю, и все эти звуки тонули в ритмичных и гулких вздохах электрического насоса за конюшней.
Он нащупал в кармане еще одну папиросу, закурил ее, но после двух затяжек бросил. Потом он тихо сидел в комнате, которую прежде делили они с Джонни – двое отчаянных подростков-близнецов; он сидел на кровати, где провел со своей женой последнюю ночь отпуска накануне отъезда в Англию, а оттуда снова на фронт, где уже находился Джон. Мрак приглушил блеск ее волос, бронзовым вихрем застывших возле него на подушке, она обеими руками прижимала к груди его руку, и они тихонько разговаривали, обретя наконец способность здраво рассуждать.
Но в те минуты он о ней не думал. Если он и думал о женщине, что, напряженно вытянувшись и прижимая к груди его руку, лежала рядом с ним в темноте, то лишь с чувством мучительного стыда за то зло, какое он столь легкомысленно ей причинил. Думал он о своем брате, которого не видел уже больше года, думал о том, что через месяц они встретятся снова.
Не думал он о ней и сейчас, хотя стены, словно увядший в гробу цветок, еще хранили воспоминание о том безумном упоенье, в котором они прожили два месяца, трагическом и скоротечном, как цветенье жимолости, и остром, как запах мяты. Он думал о своем погибшем брате, и призрак их неистовой, дополняющей друг друга жизни, словно пыль, покрывал всю комнату, вытесняя ту, другую тень, перехватывая у него дыханье, и он подошел к окну, с шумом поднял фрамугу и стал жадно ловить ртом воздух, как человек, который чуть не утонул и никак не может поверить, что ему удалось снова вынырнуть на поверхность.
Потом, лежа голый под простыней, он проснулся от собственных стонов. Теперь в комнате брезжил серый, прохладный, лишенный источника свет, и, повернув голову, он увидел, что мисс Дженни с вязаною шалью на плечах сидит в кресле возле его кровати.
– Что случилось? – спросил он.
– Вот это я как раз и хотела бы знать, – отвечала мисс Дженни. – Ты производишь больше шума, чем насос.
– Дай мне выпить.
Мисс Дженни нагнулась и подняла с пола стоявший возле нее стакан. Баярд оперся на локоть и протянул руку. Однако, прежде чем поднести стакан к губам, остановился и сгорбился, держа стакан у себя под носом.
– Черт побери, – буркнул он. – Я сказал, что хочу выпить.
– Вот и пей молоко, мальчик, – скомандовала мисс Дженни. – Уж не воображаешь ли ты, что я собираюсь не спать всю ночь, чтобы поить тебя виски? Сию же минуту выпей.
Он послушно опорожнил стакан и опустился на подушку. Мисс Дженни поставила стакан обратно на пол.
– Который час?
– Тс, – прошептала она, положив ему на лоб руку. – Спи.
Он стал вертеть головой на подушке, стараясь ускользнуть из-под ее руки.
– Уходи, – сказал он. – Оставь меня в покое.
– Тс, – повторила мисс Дженни. – Спи.
