Санкт-Петербургский бал-маскарад [Драматическая поэма] - страница 27

Шрифт

Интервал

Все то, что вам негоже!»

И снова загремел оркестр

В высоких сводах и окрест.

Все тени закружились в вихре вальса.

На сцене Александр Второй один остался,

Не глядя на жену,

Не в силах, видно, вынесть не вину,

А неизбывную тоску о милой,

С которой разлучен могилой

И венценосною судьбой,

С концом ужасным, - сам не свой.

«Зачем мне гроб с венками золотыми,

И плач, и гимны,

Когда я одинок,

Без рук, без ног?» -

Казалось, говорил, тоской влекомый,

Весь в пламени от взрыва бомбы.

Эдем и Ад в груди его,

И чье здесь, Боже, торжество?

«Послушайте! Что здесь опять такое?

Веселье, танцы - все живое! -

И Хор беспечно рад. -

Да это маскарад!» -

«Все в головокружительном движеньи!» -

«Иль это чудо воскресенья?» -

«Кто ж сотворил его, скажи?» -

«Не знаю. Только это жизнь,

Не то же странное явленье

Восставших теней,

Из праха сотканных на миг,

Как пыль из книг...»

Нежданно с вышины, как птица,

У царских врат садится

Могучий лик из высших сфер,

Как ангел у креста. Ужели Люцифер?

«Не царь ли Петр поставил целью,

Не предаваясь зря безделью,

Создать породу новую людей? -

Изрек нездешний без затей. -

В трудах и в хороводе,

Как принято в простом народе,

Растет строй новых чувств,

Основа всех искусств,

Когда и Бог от века -

Созданье человека,

Его венец.

Он смертный, вечности творец!»

«Ну, эту заумь как понять?» - «Ах, кто ты?» -

Из Хора вопрошают без охоты,

Боясь и Люцифера без вины,

Как Сатаны.

«В чреде веков родился новый мир,

Но сей, как грезы юности, кумир

Повержен ныне и в руинах,

Как Рим и Древние Афины,

Предательством властителей, какого свет

Не видывал с начала лет.

И гибнет, гибнет населенье

Под вой кликуш о возрожденьи,

И оклеветана прекрасная страна!

Так торжествует Сатана.

Подкинув чьи-то кости,

Наведался сюда он в гости,

Уж мня себя царем всея Руси,

Да содрогнулся свет на небеси!»

«То свет из Люциферова чертога

Собор заполнил до порога

И своды поднял до небес?» -

Хор вопрошает, ну, а бес:

«Здесь чуда нет. Преображенье

Свершает свет и воскресенье,

И плоть из света, словно мысль,

Легка, воздушна, восстает из тьмы.

И души, возносясь в эфире,

Жизнь обретают в новом мире!»

«Как! Здесь не суд царей,

А празднество скорей?» -

«И труд, и празднество в почете

В дерзаньях мысли и полете! -

И сей мудрец из высших сфер

Унесся ввысь, кивнув. - Я Люцифер!»

Стрелка Васильевского острова с факелами на ростральных колоннах. Публика в современных одеждах и маскарадных костюмах разгуливает, невольно обращая взор в сторону Петропавловской крепости, где что-то странное происходит по ночам с тех пор, как прошла церемония захоронения екатеринбургских останков, с трансляцией на весь мир.

Проступает интерьер Петропавловского собора, где продолжается бал-маскарад.

«Здесь все забыли про Николу. Худо, -

Сказал царь Петр. - А прибыл ты откуда?»

Новопреставленный невидяще глядел,

Затем он руки к небесам воздел:

«Я крепко спал всегда, на удивленье.

Убитый, спал до воскресенья,

То бишь, когда останки извлекли

Из-под земли.

И ожил я воочию во славе,

Своей судьбой гордиться, вижу, вправе!»

«Как! Не был вызван ты на Божий суд,