Из райских сфер и адовых кругов,
Чтоб их наследье сохранить нетленным,
Чарующе, извечно вожделенным;
Пылают здесь их память и восторг,
Всего прекрасного исток!»
«Святой! - взмолились ангелы. - О Сатане ли
Ведешь ты речь? Мы разумели,
Что Сатана и Люцифер - лицо одно,
И зло творить Деннице суждено...»
У райских врат предстал апостол Павел.
«Святой! - воззвал он весело. - Ты ныне вправе
Меня здесь выпустить на луг.
Ведь я не пленник и твой друг!»
«А, римлянин! Соскучился о битвах?» -
«Легко ли вечность проводить в молитвах?»
Вкушая радость редких встреч,
Святые повели такую речь,
Что даже ангелы впадали в удивленье,
Пожалуй, и в волненье.
«Да, верно, Люцифер не Сатана.
Ведь сущность в имени дана!» -
«Он демон, претерпевший измененья
С языческих времен и превращенья
От всяческой хулы и клеветы,
Дитя любви и красоты!» -
«Ужели он Эрот, мальчонка резвый,
В делах любовных милый и предерзкий?» -
«Он возмужал в скитаньях без конца.
Теперь он, видно, мастер, весь в отца!»
«И он-то соблазнитель Евы,
Невинной в женах девы?
И простодушного Адама?
С ним, верно уж, не оберешься срама!» -
Зарделись ангелы, из тех,
Кого влечет, как тайна, первородный грех,
О чем так много говорилось всуе,
Что даже и святым взгрустнулось.
«Так, что же, Люцифер не Сатана?» -
Святые словно пробудились ото сна.
«Дух возмущенья, Дух растленья -
Две ипостаси, без сомненья,
Как церковь учит, Сатаны!» -
«А Люцифер, что, без вины?» -
«Нет, Люцифер - Дух возмущенья;
За ним повсюду Дух растленья:
Соблазн и грех -
Его призванье и успех!» -
«Да, вся история - то сфера
Не Сатаны же, Люцифера.
Он князь земного бытия,
Как здесь - мои края!»
«А бес вещал, как сын зари пленился Евой,
Нагой, прелестной в женах девой, -
Апостол Павел даже крякнул, так, слегка, -
Из света соткал он шелка.
Как юная жена преобразилась!
И наготы Адама устыдилась,
Сияя прелестью волненья и мечты,
Любовь и символ красоты!»
«Святой! - взмолился Петр. - Что Ева, как Венера?
Сей образ неудачен для примера!»
«Что делать? - Павел отвечал. - Увы!
Все женщины от века таковы.
Адам, смущенный, взволновался тоже.
Лужок, цветами убранное ложе,
Влечет его, укромный уголок,
Куда жену, как мог, он уволок.
«Адам! Что это? Похищенье?» -
Смеялась Ева в восхищенье.
И бес здесь был. Он изумился всласть,
Обретший над людьми такую власть,
Какой у Бога нет
И гасит даже Люциферов свет.
И Сатаной в космической пустыне
Явился он в своей гордыне.
Прислужник Люцифера и палач,
Он сеет на Земле разврат и плач.
По человечеству справляет тризны,
Лишив его, как Рая, и отчизны!»
«Что ж ныне происходит на Земле,
Погрязшей искони во зле?» -
Апостолы со светом дивным в взоре
Явились, словно бы воочию, в соборе.
Цари, собравшись вместе все впервые,
К тому ж, кажись, совсем живые,
Рядясь в блистательный наряд,
Признали сбор за маскарад
И закружились в танце
В веселом и печальном трансе;
Глаза едва полуоткрыты - страх
Пугает вновь оживший прах.
«Нет, право, что же это? -
Вновь юная стоит Елизавета;
Когда придет ее пора,
Взойдет на трон как дщерь Петра. -
Причуда? Ассамблея в церкви?
Отец! Могу ль глазам я верить?
Здесь явь, иль детства наши сны?»
«То бал у Сатаны! -
Царевич Алексей степенно
Возник из тьмы застенка,
Где провалился прямо в Ад,
А думал, в райский сад. -
Шабашем ведьм его зовут иначе.
Соблазн и грех - для высшей знати!»
«А, сын, что восхотел в цари
Ценой предательских интриг,
Чтоб только рушить без оглядки
В России новые порядки! -
Царь Петр, нахмурясь, воспылал,
Бросая взор на пышный бал. -
Царей сих не было б в помине,
А с ними и России в мире.
Убегши к цесарю, до Карла не успел...
И вновь явиться ты посмел?
Уж не твое ли семя
Вспять повернуть в России тщится время?
Уродству и юродству лишь почет.
А красота - не в счет?
Нам в радость труд и маскарады тоже,