На следующий день Король собрал всех обитателей дворца.
— Безобразие! — гремел он. — Косность! Инерция! Равнодушие! И вы еще питаете меня иллюзиями! Народ вас любит! Народ вас ценит! Народ вас благословляет! А народ знает лишь черное и белое! Почему?! Почему никто не открыл мне правды?!
— Ваше Величество, — смиренно склонил голову Первый Помощник, сохранившийся еще с прежнего Короля, а потому не сегодня завтра ждавший отставки. — Мы не осмеливались тревожить вас своими советами. Но коли вы спрашиваете, позволю себе сказать: каждый Король начинает с того, что устанавливал Цвет Власти. Вы же не изволили, и народ в смятении. Как строить дома, разбивать парки, собирать шедевры искусства, когда неясно, под знаменем какого цвета это делать?
— А вельможи-казнокрады? — гневно прервал Король.
— О-о! — обреченно вздохнул Первый Помощник. — Они есть и среди тех, кто исповедовал черный цвет, и среди тех, кто белый. Вы не уточнили, кого имеете в виду.
— Так, так… — недобро усмехнулся Король. — А почему обязательно черный или белый? Почему не серый, не бурый, не малиновый, наконец?
Смятение пронеслось по залу. Советники, генералы, церковники — все, вплоть до младшей горничной, испуганно зашептали:
— Серый….. Бурый… Малиновый…
— Ваше Величество! — смело выступил вперед Главный Трибун — единственный приближенный, сохранявший свой пост при всех Королях. — Позвольте заверить, что ваша мысль очень верна, она будет донесена до народа и найдет самый широкий отклик!
— Да, да, — кивнул Король, уязвленный собственным гневом, который не совпадал с желанием при любых обстоятельствах оставаться добрым Королем. — Я верю, что народ поймет меня правильно.
Советники, генералы, церковники — все, вплоть до младшей горничной, облегченно вздохнули. Первый Помощник судорожно обмахнул рукавом лысину, а Главным Трибун победно улыбнулся дамам. Женщины, как известно, любят спасителей.
Утром Король проснулся рано. Он всегда просыпался рано, хотя ему не всегда этого хотелось. Но он чтил завет матери. “Если желаешь быть подлинным владыкой, не упускай утренних часов. Многие Короли открывают глаза к полудню, когда все самое важное сделано без них”. Правителя страны Кокосовых Пальм свергли на рассвете. И заговор против главы страны Заходящей Луны тоже намечался на утро. Чужих уроков Король не забывал.
Утро начиналось с газет. Один из Указов предписывал печатать правду и только правду. И хотя минувшие события вселили некоторые сомнения, Король верил, что его повеления выполняются свято. “А как же иначе? — размышлял он. — Они мудры и направлены на общее благо. Кто же будет упускать свое благо?”
Всю первую страницу газет занимала статья, подписанная Главным Трибуном. Называлась она: “Под знаком серо-буро-малинового цвета!” В стиле высокой патетики Главный Трибун сообщал, какую прозорливость и дальновидность продемонстрировал Король, объявив серо-буро-малиновый цвет символом власти.
“Борьбе черного и белого положен конец! Положен конец нашим противоречиям и сомнениям! Только под серо-буро-малиновым знаменем мы достигнем всеобщей гармонии и благоденствия. Теперь мы все, как один, можем провозгласить: “Да здравствует Король! Да здравствует новый цвет, гарантирующий нашему народу подлинное процветание!!!”
— Так — тремя восклицательными знаками — заканчивалась статья.
“Мамочка!” — ахнул Король, вспомнив свою мудрую мать, которая любила повторять: “Бойся восклицательных знаков. Они порой сильнее самой жирной точки”.
— Позвать ко мне Главного Трибуна! — приказал Король.
Но прежде, чем слуга успел ступить через порог, в покои проскользнул Первый Помощник. На его лице лежала привычная тень неуверенности, а на вытянутых руках — праздничная корона.
— Что это? — спросил Король.
— Корона, — смиренно ответил Первый Помощник.
— Я вижу, что корона, — Король чувствовал, как в нем, словно в бутылке с минеральной водой, начинают подниматься пузырьки раздражения. — Для чего она здесь? Разве сегодня бал, или какое иное торжество?
— Вы как всегда правы, Ваше Величество, Как всегда!
— И в чем же на сей раз?
Гневные пузырьки защекотали язык, и, чтобы не дать им вырваться наружу, Король прикусил язык зубами.
