Филиппинцы мало что могли противопоставить новой религии и были не в состоянии бороться с ней равным оружием, но это не значит, что они пассивно восприняли ее. Старые религиозные представления причудливо переплелись с принесенными миссионерами идеями. В результате католицизм подвергся такой переработке, что многие современные богословы считают возможным говорить об особом филиппинском католицизме и филиппинском христианстве. Причем переработка — скорее бессознательная, чем сознательная, — затронула не только внешнюю, обрядовую сторону католицизма (это сразу бросается в глаза), но и самую суть его учения.
Христианский бог филиппинцев унаследовал много черт своего языческого предшественника, который был довольно суров. От него зависело все, в том числе и жизнь: верховный бог тагалов Батхала при рождении человека отмечал на древе жизни, сколько тому жить. Он, однако, не потрудился объяснить людям, какого поведения от них ожидает, готов был прогневаться по любому поводу и настаивал на одном — повиновении. Подобное отношение к божеству на практике приводило к фатализму, к нежеланию из страха наказания предпринять шаги, могущие иметь следствием отклонение от привычных норм. Разумеется, фатализм был не столько порождением религии, сколько реакцией — и притом единственно возможной в условиях, когда все за пределами барангая таило опасность и несло гибель, — на социальную действительность.
В отличие от любящего и всепрощающего бога-сына Нового завета, искупившего грехи людей, туземный бог напоминал ветхозаветного бога-вседержителя: он не награждал, а карал, требовал не любви, а послушания.
Просить языческого бога о милости было делом опасным; он мог рассердиться за надоедливость, и филиппинцы не особенно докучали ему, выполняя лишь необходимые обряды. Монахи же утверждали, что у бога просить можно («и воздастся вам»). Но как к земному «сильному человеку» филиппинцы никогда не обращались с просьбой непосредственно, так и к небесному «сильному человеку» они стали обращаться через посредников, роль которых выполняли святые. Раньше в иерархии сверхъестественных существ такой промежуточной категории не было; ее ввели испанцы, а жители архипелага наделили их типичными филиппинскими функциями — представительство перед богом и тем самым соблюдение норм пакикисама.
Собственно, многие филиппинцы почти никогда не молятся богу: они молятся святым, прося у них заступничества перед богом. Каждая профессия имеет своего покровителя: у крестьян — это святой Исидро, у рыбаков — святой Педро (Петр), тоже рыбак, у пастухов — святой Антоний, он же покровитель влюбленных. Кроме того, есть местные святые, к которым обращаются, если затрудняются найти небесного посредника своей профессии. Полагают, что они достигли столь высокого статуса не столько праведной жизнью и служением богу, сколько тем, что, подобно прежним жрицам, обладали могущественными магическими чарами. (Мне однажды объяснили, что кое-что в святости понимают священники, а кое-что — колдуны, поэтому надо следовать советам и тех и других.) Адресуясь к святым, филиппинец просит их пустить в ход магическую силу для оказания ему скорой и действенной помощи. Считается, что даже бог не в силах противостоять этой силе.
Как раньше идея верховного бога была смутной и неопределенной, в противоположность представлениям о более конкретных духах природы, так и теперь образ христианского бога остается нерасчлененным и неоформленным и фактически теряется за более близкими (чуть ли не родственными) образами святых. Некоторые католические богословы — возможно, несколько преувеличивая — утверждают, что у ряда филиппинских католиков идея бога вообще отсутствует и они верят только в святых. Фактически это означает сохранение прежнего политеизма. Впрочем, здесь филиппинские христиане не слишком отличаются от простых верующих католических стран Европы.
Существует и другой подход к христианскому богу, тоже мало соответствующий католической доктрине и основывающийся на традиционных воззрениях. Христос принял смерть на кресте за всех людей, значит, и за каждого филиппинца, оказав тем самым ему величайшее благо. Следовательно, и он находится у Христа в долгу, ибо за такую услугу надо платить, этого требует утанг на лооб. Христианская идея искупления истолковывается в данном случае как идея неоплатного долга, обязательного для всякого филиппинца. Простой тао видит в страданиях Христа не искупление грехов человечества, а непосредственно ему оказанную услугу, и считает себя за нее обязанным. Это отчасти объясняет ту власть, которую религия имеет над умами филиппинского верующего: для него отречься от Христа означает поставить себя в положение уаланг хийа, «бессовестного». Некоторая совместимость христианской идеи с традиционными представлениями сделала насаждение христианства на архипелаге более легким, чем, например, в Японии, где идея распятого бога плохо гармонировала с кодексом чести самураев.
