Филиппинцев с детства приучают бояться ведьмы (матери по вечерам пугают детей тем, что уже пролетела птичка, высматривающая для нее добычу). Заодно приучают опасаться и всякого незнакомого человека, который-де складывает маленьких детей в мешок, чтобы принести их в жертву при освящении новых зданий, мостов, заводов, сахарных централей и т. п. В этом слышится отзвук тех времен, когда всякое начинание требовало жертвы, нередко человеческой.
Точно так же не умерли и духи предков. В отличие от духов природы, они имеют власть только над своими потомками. Считается, что они внимательно следят за живущими и при случае помогают им, однако, будучи весьма обидчивыми, карают за малейшее непочтение весьма сурово. Потому потомки из страха перед жестоким наказанием выплачивают их долги. Это отчасти объясняет наследственную долговую кабалу. Вообще умершие предки довольно беспокойный народ — такое представление характерно для всех малайцев. На Филиппинах бытует поверье, что большие муравьи, наносящие весьма чувствительные укусы, и есть духи этих предков: они кусают живых, когда чувствуют себя одинокими. В деревнях и по сей день гроб с телом покойника выносят не через дверь, а через окно — иначе кто-нибудь из живых вскоре последует тем же путем. Духов надо всячески ублажать: жертвами, сотворением молитв, совершением католических обрядов.
В газете иногда можно встретить объявление, что некто собирается служить мессу по родственнику, умершему тридцать или сорок лет назад, а то и раньше, и приглашает набожного читателя помолиться за душу покойного (такого не встретишь ни в Италии, ни в Испании), но это объявление отнюдь не свидетельствует о христианском благочестии. Оно указывает, скорее, «а то, что человеку не повезло в каком-нибудь деле и он, посоветовавшись с родственниками и тщательно обсудив с ними все обстоятельства на основании семейных преданий (они передаются из поколения в поколение), пришел к выводу, что его поступок вызвал недовольство почившего предка (возможно, об этом известил укус муравья или стрекотанье сверчка). Для того чтобы успокоить его, и заказывается месса. Здесь христианский обряд призван обслуживать языческий обычай. (Вообще христианские обряды и символы, например крест, часто используются не по назначению — в частности, для заговора холодного оружия и т. п.)
Почитание предков, несомненно, один из пережитков первобытнообщинного строя. В родовом обществе главной является связь с родовым коллективом, в который включаются и умершие. И эта связь — не отвлеченная теория, а подлинное чувство, подкрепляемое сознанием того, что предки незримо присутствуют среди потомков, что все несут круговую поруку за живых и мертвых. Мертвые укрепляют родовой коллектив, делают его более прочным, так как их привлечение означает привлечение магических сил. Вот почему филиппинцы всячески ублажают мертвых, начиная с того, что служат по ним мессы, и кончая тем, что кладут на их могилы еду (любимое блюдо покойного) — обычай, несомненно, языческий. Впрочем, и в обществах) уже далеко ушедших от первобытнообщинного строя, немало отголосков прошлого. Когда одного филиппинца спросили, зачем он кладет на могилы родичей еду («ведь мертвые не едят»), он резонно возразил: «А зачем вы кладете на могилы цветы? Ведь мертвые не нюхают».
Почти незыблемой осталась в стране вера в удачу и везение. Филиппинцы твердо убеждены, что в мире есть таинственные чары (как правило, они не персонифицируются), приносящие удачу или, напротив, навлекающие проклятие. Считается, что есть люди, могущие вызывать потусторонние силы, иногда не подозревая этого. Так, если с вашим приходом вдруг произошло какое-то приятное событие, вы, не исключено, получите репутацию удачливого человека, везение которого распространяется на других, и возражать тогда бесполезно, вам скажут: «Просто вы сами не знаете об этом». Ссылки на естественный ход событий воспринимаются как неубедительные. Случается и обратное: с вашим появлением произошло несчастье, и тогда ваша репутация загублена безвозвратно, и никакими стараниями ее не восстановить. Суеверного человека отличает какая-то удивительная способность фиксировать все, что подтверждает его веру, и игнорировать то, что противоречит ей.
