— Существование надо наполнять хоть каким-нибудь смыслом, — решил Виталик.
И он стал любовником — простаком. Это значительно ниже принца, но уже повыше «кушать подано». И в этом амплуа Виталик существует с полной верой в предлагаемые обстоятельства.
Завязывая разом две или три интрижки, Виталик окружал себя крепостными стенами из переживаний и ощущений. Они были искренними, эти переживания, и создавали иллюзию подлинности. «Я жив! Я есть!» — говорил про себя Виталик, добившись новой победы.
Даже когда женщины вдруг сходили с ума и начинали преследовать его, назойливые до жестокости, Виталик не сожалел. Уже на Квартире, когда он обольщал очаровательную эльфийку из Питера, к нему вдруг пришло настоящее вдохновение. «А если меня на самом деле и нет — ничего страшного! Я так ловко вожу их за нос, что меня никогда не разоблачат. Эх!» — подумалось ему тогда. А эльфийка, поджимая пальцы ног, чтобы не было видно дырок на чулках, краснела от застенчивого удовольствия.
В зрительном зале — гул. Публика волнуется.
Человек в костюме пенсионера. Что это за представление? Где трюки, где гимнастки в тесных купальниках? Мне не интересен внутренний мир сопляка — покажите мне красивых женщин неглиже!
Человек в трико. Терпение, господа! Будут и неглиже, будут и совсем «ню», ей-богу!
Женщина в костюме учительницы. А мне нравится! Этакий Печорин нашего времени...
Человек в трико (очень громко). Явление второе!
Явление второе
Виталик допил чай и пошел курить. В самой Квартире это было строго запрещено, а курить ходили на лестницу. В этом было что-то даже изысканное, вроде порядков в аристократическом доме, где курят в специальных комнатах.
Виталик сел на подоконник, спиной к оконному стеклу. Прямо под окном висел фонарь, и снежинки вились вокруг него особенно сказочно. Но от их круговерти Виталика сегодня мутило, и он предпочел созерцать грязный кафельный пол. К тому же, очевидно, летом, когда подъездное окно было открыто, некто начертал латинскими буквами на стекле с внешней стороны слово «ONYX», что при закрытом окне читалось как «ХУИО». Виталик, будучи неврастеником, видел в этом смутный намек и всякий раз огорчался.
Итак, он сидел на подоконнике, курил и смотрел себе под ноги, изучая причудливые грязевые разводы и круглые следы от плевочков. Вдруг с улицы донесся женский смех, потом хлопнула внизу дверь на лютой пружине, раздались шаги и голоса.
«Вероятно, к нам», — подумал Виталик и забрался на подоконник с ногами, прикурив еще одну сигарету.
Действительно, гости направлялись к ним. Изрядно присыпанные метелью, они — их было трое — вынырнули из мрака неосвещенной нижней площадки. Молодая женщина в дубленочке нежно-сиреневого цвета, продолговатый субъект с лицом бледным и вялым и еще один, укутанный по самые глаза, прихлопнутый сверху барашковым картузом. Из тугой спирали колючего шарфа высовывался его мокрый розовый нос.
Женщина в дубленке, подойдя к Виталику, ткнула ему в шею узким пальцем, обтянутым кожей перчатки.
— Посмотрите, какое очаровательное животное! — провозгласила она.
Продолговатый, нежно глядя ей в затылок, растянул губы бескровные в чахлой улыбке.
— Ты чье, животное? — капризно вопросила женщина. Голос у нее был резкий и визгливый даже, но эта особенность как-то совершенно не портила всего облика, наоборот — это была игра, талантливая игра. И все прихотливое соблюденные штришки — надежная дороговизна одежды, интонации уличной торговки и болезненная изломанность жеста — все эти красочки в совокупности с лицом, миловидным, но дерзким, рождали некоторую прелесть. Глаза у нее были карие.
— Дома ли Хозяин? — поинтересовался продолговатый, вежливо и тускло.
— Его нет, он у Венского. Сегодня вряд ли вернется, — ответил Виталик. Узкий палец по-прежнему упирался ему в кадык. — Проходите, дома Уна. Выпейте чаю.
— Да оно разговаривает! — закричала женщина таю, что по подъезду прокатилось эхо. — Какое оригинальное животное!
— Не надо так, Настенька, — совершенно без интонаций произнес продолговатый и взял женщину за локоть.
Она расхохоталась.
— Я очень хочу писать, а эти двое уронили меня в сугроб нарочно. Я им обязательно отомщу! — сказала она, приблизив свое лицо к лицу Виталика.