Истинные намерения Александра II, конечно же, никому неведомы. Но одно только допущение такой возможности создавало в кругах, близких к власти, новую политическую ситуацию. Ибо за вопросом о браке неминуемо следовал вопрос о престолонаследии.
Согласно закону об императорской фамилии, брак государя мог быть расторгнут в случае измены царицы, её неспособности родить наследника, её душевной болезни. Императрица Мария не изменяла мужу, родила ему пятерых сыновей и никаких признаков сумасшествия не проявляла. Единственным реальным поводом для расторжения брака оставалось положение закона, гласившее, что брак может быть признан изначально недействительным в том случае, если при его заключении стороной невесты был утаён факт её болезни, каковая могла бы повлиять на здоровье потомства. Тут, действительно, имелась зацепка: в обществе было хорошо известно о болезненности императрицы, а её первенец Николай Александрович умер в 1865 году совсем молодым, от туберкулёза. Но признание брака изначально недействительным автоматически делало незаконными всех детей от этого брака. Следовательно, наследник цесаревич Александр Александрович утрачивал права на престол, равно как и его братья. И вот тогда наследником становился великий князь Константин Николаевич, а вслед за ним – его потомство. Разумеется, для «партии Константина» такой оборот событий был наиболее желанным. Для вельмож из «партии императрицы» он означал крах карьеры.
В 1874 году в светских салонах Петербурга шёпотом заговорили о неслыханном скандале в Мраморном дворце, резиденции Константина. Его старший сын великий князь Николай был обвинён в краже драгоценных камней с оклада фамильной иконы. Обстоятельства этого дела очень подозрительны и заставляют предполагать провокацию. Поначалу расследование вёл Трепов, как глава петербургской полиции, и вёл, судя по всему, к оправданию молодого великого князя. Но внезапно он был отстранён от дела, расследование передано Шувалову и засекречено. (Тут не будет лишним заметить, что за всем семейством Константина ещё раньше был установлен секретный жандармский надзор: агенты регулярно доносили Шувалову о каждом шаге великого князя и его сыновей, вплоть до того, сколько времени провёл каждый из них наедине с любовницей, а потом Шувалов докладывал обо всём этом лично государю.) Итог, ставший известным публике, – признание Николая Константиновича душевнобольным, лишение титула и прав наследования и ссылка под надзор. Семейство Константина было страшно скомпрометировано, его «партии» нанесён чувствительный удар. Сделано всё это было с ведома Александра II и под его контролем. Кто бы ни был истинным похитителем фамильных ценностей, история эта сыграла на руку врагам Константина, а самодержец использовал её, чтобы вновь уравновесить силы противоборствующих группировок. На сей раз Трепов был втянут в околопрестольную борьбу, вольно или невольно оказавшись на стороне Константина, а его отношения с Шуваловым ухудшились до крайности. Впрочем, этот последний сразу же по окончании дела был отправлен с глаз долой, послом в Англию. В обществе внезапное падение Шувалова связывали с возросшим влиянием Екатерины Долгоруковой.
Этот и последующие годы ознаменовались ростом радикализма в молодёжной, по преимуществу студенческой среде. «Хождение в народ», культ Чернышевского и Некрасова, чтение эмигрантских изданий – лавровского журнала «Вперёд!» и ткачёвского «Набата», – сходки, распространение листовок, отпечатанных в подпольных типографиях, размахивание красным флагом во время той самой манифестации у Казанского собора, за участие в которой был осуждён Боголюбов. Наконец, образование «Земли и воли», рыхлой организации без определённой программы и структуры… Всё это было достаточно мелко и никакой опасности для престола и отечества не представляло. Неизвестно, разгорелось бы революционное пламя или угасло по мере взросления горящих сердец, если бы не старательное раздувание оного путём организации грандиозных политических дел и судебных процессов, апогеем которых стал процесс ста девяносто трех пропагандистов. Кто всеми силами старался напугать власть и общество угрозой со стороны «нигилистов»? «Партия императрицы», ибо она получала повод обвинить врагов-либералов в распространении опасного вольнодумства. И «партия Константина», которая каждый, самый робкий шажок революционеров использовала как повод для разговоров о необходимости новых реформ. Неумелые, неорганизованные, по-молодому торопливые попытки «принести счастье народу» были истолкованы как широкое политическое движение, несущее в себе угрозу государству и обществу. Были раздуты устрашающие по масштабам и нелепые по результатам политические процессы. За всем этим не скрывалось ничего, кроме игры честолюбий. Амбициозные сановники и вожди несуществующих революционных армий играли на руку друг другу.
