С одной стороны звучала карусельная музыка, с другой вещал громкоговоритель платформы с уродами, с третьей бухал барабан негритянского джаза. Все это перекрывал голос, выкрикивающий номера бинго. Попробуй найди дядю в таком бедламе. Я помнил его смутно и знал только, что он работает где-то здесь — папа о нем особо не распространялся. Я подошел к продавцу сахарной ваты, поскольку он не орал и праздно смотрел в пространство. На вопрос, где найти Эмброуза Хантера, он ткнул большим пальцем через плечо.
— Вон он, где мячики. «Сбей бутылку».
Посмотрев туда, я увидел усатого толстячка, показывающего прохожим три бейсбольных мяча — не моего дядю. Может, он работает у дяди. Надо спросить.
Я приблизился и понял, что это и есть дядя Эмброуз. Просто мне, восьмилетнему, он запомнился высоким, как всякий взрослый, а теперь я вымахал выше его. И вес он тоже с тех пор набрал, хотя не сказать, чтобы разжирел. Узнал я его по глазам: они всегда смеялись и смотрели так, будто знают про тебя какой-то секрет.
Теперь он показывал свои мячики мне:
— Три броска за никель, сынок. Собьешь — получишь…
Он-то меня не узнал, конечно. С восьми лет до восемнадцати человек сильно меняется, но меня это все-таки малость разочаровало.
— Дядя Эмброуз, я Эд. Эд Хантер. Приехал из Чикаго, сообщить, что папу ночью убили.
Он заулыбался, а потом изменился в лице. Смешинки в глазах пропали — сейчас бы я нипочем его не узнал.
— Как убили?
— Да так. Нашли в переулке мертвым. Вчера была получка, отец пошел выпить, и вот…
Дядя кивнул и уложил мячи в рамочку на прилавке.
— Заходи-ка, я закрою киоск. Я тут же и квартирую. — Он прошел мимо ящиков с бутафорскими молочными бутылками, которые предлагалось сбивать, и поднял заднюю ставню. В дюжине ярдов за киоском стояла палатка площадью примерно шестьдесят футов. Ее стенки достигали до трехфутовой высоты и только потом сужались — в середине можно было встать во весь рост. Внутри помещались койка, сундук и пара походных стульев.
Я заметил, что на койке спит девушка — миниатюрная, тоненькая блондинка. Лет двадцати пяти, и даже во сне красивая. Туфли скинуты, и под ситцевым платьицем, похоже, тоже не больно много надето. Дядя потряс ее за плечо и сказал:
— Придется тебе выметаться, Тутс. Это Эд, мой племянник. Мне надо поговорить с ним и вещи собрать. Найди Мордатого и скажи, что он срочно мне нужен.
Она сразу проснулась, сунула ноги в туфли и одернула платье.
— Привет, Эд. Тоже Хантер, значит?
Я кивнул.
— Давай, дуй за Мордатым! — велел дядя. Девушка скорчила ему рожу и вышла. — Варьете только вечером открывается, ну она и прилегла у меня. Это еще что, на прошлой неделе я тут кенгуру обнаружил. Без шуток. Джон Л., кенгуру-боксер. На карнавале у себя в койке можно найти что угодно.
Я сел на стул, а дядя достал из-под раскладушки потертый чемодан и стал складывать в него вещи из сундука.
— Ты тут, Эм? — раздался чей-то бас снаружи.
— Да, заходи.
Человек практически уперся головой в высокую крышу. Лицо у него было плоское, лишенное всякого выражения.
— Что? — спросил он.
— Слушай, Мордатый, мне надо в Чикаго. — Дядя сел рядом с чемоданом. — Когда вернусь, не знаю. Поиграешь в мячики, пока меня нет?
— А то. Тут меня прикрыли, в Спрингфилде, десять к одному, тоже прихлопнут. Если Джейк сможет запустить шарманку по новой, пусть сам и пользуется. Сколько мне выделишь?
— Платишь Мори столько же, сколько я, остальное твое. Главное, за имуществом моим присмотри. Если не вернусь до конца сезона, сдай сундук на хранение.
— Сделаем. Как с тобой связаться, если что?
— Чикагский главпочтамт, до востребования, но лучше не надо. Куда вы двинетесь после Спрингфилда, пока неизвестно, но я буду следить за вами по «Доске объявлений» и когда-нибудь догоню.