— Что зазнаюсь я. Что не считаю простых рыбаков подходящей для себя парой.
— И не будет тебе в деревне спокойной жизни, — опять вздохнула матушка. — Вот и хочу я знать, сама-то ты чего желаешь? Ежели замуж за кого пойти да детишек нарожать, то я противиться не стану. И разговор наш дальнейший смысла не имеет. Только ты тогда, будь добра, определись за год, кто тебе по сердцу.
— А разве у меня есть выбор? — удивилась я.
Я всегда была уверена, что именно это мне и предстоит: стать женой и матерью, ждать возвращения мужа из моря, присматривать за домом да возиться в огороде. Иной жизни я не видела.
— Выбор у тебя есть, — произнесла матушка. — Я полагала, что ты уедешь в город, но не думала, что время расставаться наступит так скоро.
— В город? — я была изумлена. — И что я буду там делать? Я ведь никого там не знаю.
— Узнаешь, — матушка усмехнулась. — Полагаю, остались еще люди, что помнят меня. Они-то тебе и помогут. Ну да время подумать у тебя еще есть. Давай-ка осенью съездим на ярмарку, поглядишь на городскую жизнь, авось тебе и понравится.
На том и порешили.
Новость о том, что мы с матушкой Сузи собираемся на ярмарку с прочими желающими, никакого удивления в Бухте-за-Скалами не вызвала. Пусть никогда раньше не покидали мы деревеньку, но известие о сватовстве разлетелось быстро, и жители деревни полагали, что причина для поездки у нас может быть только одна.
— Приодеть девку хочешь? — понимающе усмехнулся Гевор, когда Сузи пришла договариваться о месте в телеге.
Матушка сделала вид, что замялась, но ничего не ответила. Я, молча стоявшая рядом, вспыхнула ярким румянцем. Гевор хохотнул и назначил цену — по две монеты с каждой. Цена была справедливой, и Сузи согласилась.
К моему удивлению, с нами на ярмарку собрались также Ден и Савка.
— Продам вяленую рыбу и прикуплю отцу чего-нибудь, — пояснил начавший выходить в море в прошлом году Ден.
Савка, по большей части никаким делом не занятый и болтавшийся по деревне оболтусом, пояснениями себя утруждать не стал. И даже на вопрос, где он раздобыл монеты на поездку, не ответил. Я подозревала, что деньгами его ссудил добродушный жалостливый Ден, но выспрашивать у приятеля, так ли это, не стала. А вот Тину родители с нами не пустили.
— Отец сказал, что я и у купцов могу купить себе все, что пожелаю, — обиженно говорила она. — А мне, между прочим, в городе побывать охота, а то я кроме нашей деревни и не видела ничего.
Меня же мысли о городе не увлекали, а пугали. Судя по рассказам, было там шумно, многолюдно, а местами даже и грязно. И мне предстояло каким-то неведомым образом там освоиться, стать своей. А каково это — стать своей в месте, где со встречными даже здороваться не принято, потому как далеко не все городские жители знакомы друг с другом? Это сколько же народу там живет, ежели им за долгие годы так и не удалось перезнакомиться?
— А ты родом из этого города, верно? — выспрашивала я у матушки Сузи в надежде узнать хоть что-нибудь.
Но матушка только улыбнулась и покачала головой.
— Нет, Лесса. Заводень — городок маленький, а я свою юность провела в крупном городе.
Тут уж я и вовсе приоткрыла рот, хоть благовоспитанной девице, кою пыталась воспитать во мне матушка, такое поведение и не подобало. Как это — маленький городок? Если в нем есть и ярмарочная площадь, и ратуша, и храм с дивом невиданным — витражными стеклами, и улиц не три, как в Бухте-за-Скалами, а великое множество, что и не сосчитать, и еще постоялые дворы, где останавливаются путники, и харчевни, где не просто подают выпивку с нехитрой закуской, как в нашей корчме, но можно сытно и вкусно пообедать, а еще лавки с разными товарами, и уличные торговцы, и барышни в нарядных платьях, и… Да много чего было в Заводне такого, чего я и вообразить-то себе не могла. Гевор, рассказывая о городе, куда нам предстояло держать путь, хитро улыбался в выгоревшие на солнце пшеничные усы, а слушавшая его Тина не могла сдержать завистливого вздоха. Савка ловил рассказы Гевора жадно, не пропуская ни одного слова, а то и вопросы задавал. Все-то ему интересно было: и сколько народу в храме бывает, и как постоялый двор выглядит, и чем в харчевнях кормят, и какими побрякушками у городских барышень себя украшать принято. Ден слушал внимательно, но, по своему обыкновению, молча. А к моему жгучему интересу примешивалась изрядная толика страха.
