Матушка сидела задумчивая, в разговоры не вступала, потому я немного поболтала с Гевором, но он начал подшучивать надо мной по поводу Брантового сватовства, и я, обидевшись, отвернулась.
На обед мы остановились ненадолго, перекусили прихваченными из дома пирогами, запили их кто водой, кто элем, сходили по надобности за деревья и снова тронулись в путь.
— Заночевать придется в лесу, — пояснил нам Гевор. — Зато завтра аккурат к ужину прибудем на постоялый двор.
Ночевки в лесу я не боялась. Совсем-совсем, ровно до того момента, как старательно складывающий хворост для костра Корт не объявил:
— Далеко не отходим, в здешнем лесу волки водятся.
До его слов я пребывала в счастливой уверенности, что вечером, когда стемнеет, смогу вымыться в протекавшем недалеко от поляны ручье, смыть с себя ненавистную рыбную вонь, а затем уютно устроиться под деревом и спать, словно в нашем небольшом садике в одну из нечастых жарких ночей. Но мысли о диких зверях, бродивших где-то поблизости, разом вселили в меня страх. Теперь я сомневалась, что вообще смогу заснуть.
— Подумаешь, волки, — пренебрежительно фыркнул Савка.
И тут же охнул и потер затылок, получив крепкую затрещину от Дона.
— Погляди-ка, какой смелый выискался, — хмуро сказал мужик. — Сказано держаться рядом с костром, как стемнеет — значит, будешь со всеми сидеть. И чтобы не вздумал уйти с поляны! Мне за тебя, ежели что приключится, ответ перед твоим отцом держать.
Савка только бросил злобный взгляд в спину обидчику, но спорить не осмелился.
Пока не стемнело, Гевор и Ден притащили из ручья воды, а я все-таки сбегала вместе с ними умыться да вымыть руки. Не то нестерпимая вонь действительно уменьшилась от этих нехитрых действий, не то я к ней уже принюхалась, но дышать стало немного легче и мутило меня уже не так сильно. Марта и Сузи хлопотали у костра, варя в котелке похлебку на ужин. Я присоединилась к женщинам, а мужчины занялись устройством для нас спальных мест.
Мне выпало спать, как нетрудно было бы догадаться, подле матушки Сузи и Марты. Так как Марта имела обыкновение во сне похрапывать и ворочаться, о чем и предупредила нас с несколько смущенным выражением лица, то посередине улеглась матушка, предоставив мне место с краю. Несмотря на все мои опасения и прошедший в лености день, уснула я довольно быстро. А разбудило меня осторожное прикосновение к плечу. Я вскрикнула было от испуга, но рот мне зажала крепкая рука.
— Тише, — едва слышно шепнул Ден. — Это я.
— Что стряслось? — сонно пробормотала я.
— Вставай, только осторожно. Савка пропал.
От эдакого известия я едва не подпрыгнула.
— Как пропал?
— Да тише ты, — возмущенно прошипел друг и потащил меня во тьму, обступившую поляну.
Марта заворочалась и всхрапнула. Мы замерли, но женщина так и не открыла глаз. С той стороны поляны, где устроились мужики, тоже доносился дружный храп. И даже Родвиг, оставленный на дежурстве, сладко посапывал, привалившись спиной к дереву и свесив голову на грудь.
— Как пропал? — переспросила я, когда мы вышли за пределы освещенного костром круга.
Ден пожал плечами.
— Не знаю. Я глаза открыл, а его рядом нет.
В испуге я схватила парня за руку.
— Это что, получается, его волки утащили?
— Скажешь тоже, — в сердцах сплюнул друг. — Ежели бы Савка вдруг волка увидал, то всех бы своим визгом на уши поставил. Нет, я полагаю, сам он ушел.
— Зачем?
— Да потому, что Дон запретил, а затем еще и добавил, что уши надерет. Вот Савка и решил доказать себе, что он не трус и волков не боится. Ну и что плевать ему на чужие запреты, само собой.
Я призадумалась. Савка действительно был способен сделать любую глупость просто кому-то назло. Но слова Корта не давали мне покоя. Что, если беспутный приятель действительно столкнется в лесу с диким зверем? Пусть я Савку и недолюбливала, но столь ужасной кончины ему никак не желала.
— Мужиков будить надо, — решительно заявила я. — Пусть разыщут дурака.
Ден сильно сжал мою ладонь.
— Постой, не надо никого будить.
— Почему?
— Да потому, что Савке достанется, если мы его выдадим! Пусть он дурак, но жалко же его, друг как-никак. А так ему сперва от Дона влетит, а затем и отец выпорет. И никогда больше на ярмарку никто с собой не возьмет.
