– У каждого человека свой багаж, Сера. У каждого. Мы все продукт воспитания, но оно не должно предопределять наши действия и служить оправданием ошибок, которыми мы портим свою жизнь.
Она выпрямилась, и ей показалось, что между ними пробежал холодок, заметный даже, несмотря на утреннее тепло, идущее от пустыни. Холодок его осуждения.
– Расскажите мне, за что вас арестовали, – сам не зная почему, потребовал он и вдруг понял, что действительно хочет это знать. Должен знать.
– А почему вас это интересует?
Брэд сам этого не понимал.
– Это не мое дело. Пойду закажу вам завтрак.
– Нет. Сядьте!
– Так. Значит, теперь я ваша собака? Может, вам еще свисток принести?
– Останьтесь, – повторила Сера более мягко, и ее шоколадные глаза наполнились стыдом, а длинные пальцы протянулись на его половину стола и прижались к столешнице. – Пожалуйста.
Брэд послушался, хотя ему потребовалось время, чтобы принять решение.
Фланировавший поодаль официант наконец понял, что может беспрепятственно принять у них заказ, и вскоре перед Брэдом поставили дымящийся богатый белком завтрак, а перед Серой тарелку с местными деликатесами. Они принялись за еду, по ходу дела обсуждая утреннего орикса, красивых птиц и ее желание фотографировать Омара. Она может хоть каждый день присутствовать на тренировках птиц. Сначала разговор не клеился, поскольку оба были смущены произошедшим, но чем дольше говорили, тем легче им становилось.
Хотя легче не означало легко. Рядом с ним она почему-то никогда не могла расслабиться до конца.
– Я считала, что наша работа заключается в том, чтобы найти хозяев для подопытных животных, – вдруг начала Сера.
– Законным способом. – Брэд без проблем воспринимал внезапные перемены ее настроения. И ей казалось, что он испытал облегчение от того, что она посчиталась с его интересами. – Разве вы не знали, что совершаете незаконное проникновение?
– Я должна была это понимать. И готова признать, что это на моей совести. Я перепутала политику с увлечением.
– Объясните, о чем вы.
Брэд не имел права спрашивать. Даже если это означало рассказать ему о самых неприятных моментах в ее жизни. Однако вместить месяцы печали в какие-нибудь двадцать пять слов совсем не просто.
– Я доверилась не тем людям. Друзьям. Любовнику. И оказалось, что их гораздо больше интересует мое громкое имя, а не способности фотографа.
– Любовник? – Так это он ее втянул? – Марк Райдер?
Его имя до сих пор заставляло сердце Серы сжиматься. Она поморщилась от необходимости признать свою наивность.
– Откуда вы узнали про Марка?
– Ваше досье. Его имя подчеркнуто. Дважды.
– Слишком много чести. Он этого не заслужил, как выясняется.
– Что случилось?
– Он считал, что если будет со мной, то привлечет больше внимания прессы. К своей борьбе за права животных.
– И не прогадал, – буркнул Брэд. – История получилась громкой. И действительно изменила судьбы тех животных.
Сера почувствовала, что воздух в груди сделался твердым, как кулак.
– Да, изменила.
За ее счет.
– И теперь вы решили залечь на дно в пустыне, переждать, пока уляжется шум?
Он произнес это так, словно речь шла о трусости.
– Время оказалось крайне неудачным. Папина группа как раз выпускала новый альбом к Рождеству.
– Подождите. – Его глаза сверкнули гневом. – Значит, вас отправили в изгнание практически под конвоем, потому что ваш отец не хотел, чтобы неблагоприятная пресса повлияла на продажи?
– «Высокомерный», – процитировала Сера. – Это не только главная идея его музыкального творчества.
Но попытка защититься получилась слабой, даже в ее собственных глазах. Сера надеялась на поддержку отца. Ей всегда хотелось, чтобы он ее уважал, но чем дальше, тем труднее становилось добиваться этого. Если он вообще когда-нибудь уважал ее.
– Папа попросил меня это сделать. И вот я здесь. Чтобы не разочаровывать его. – Она тяжело вздохнула. – Хотя ваше присутствие, к сожалению, означает, что он мне не доверяет.
Если бы доверял, никогда не стал бы просить свою лондонскую охранную фирму присмотреть за ней в Умм-Хореме.
– Неудивительно, что вы отнеслись ко мне без излишней теплоты. Полагаю, мое присутствие ежедневно напоминает вам об этом.
