В первый раз, когда я ещё ничего не знал и не предвидел, я дописал свой роман и, как всегда, позвал Сильфа слушать его. Я читал до поздней ночи.
«Ну как, Сильф? Ведь именно это я и хотел написать, а?» — спросил я.
Он молчал.
«Скажи же что-нибудь, Сильф. Я же знаю, что ты все слышал и все понял. Сильф, не молчи».
Но он не ответил.
Тогда я погасил свет и закрыл глаза. Я очень устал.
Я вдохнул хриплое «вечное возвращение».
…Я открыл глаза. Две ярко-коричневые точки.
Я снова вдохнул «вечное возвращение».
«Итак, Сильф, — сказал я, — могу ли я спросить тебя, что же это за «вечное возвращение», о котором ты так много мне повторяешь. Что это, скажи мне?»
Холодная струя воздуха щекотнула мне нос:
«Твой бесконечный возврат к нулю, к исходной позиции».
«И где же она, эта исходная позиция?»
«В твоем детстве, ранним весенним утром, когда тебе стукнуло 8 лет».
«Почему именно тогда, Сильф, и зачем мне вообще возвращаться?»
«Потому тогда, ты сам выбрал свою судьбу».
Я молчал. Он тоже. Он впервые говорил так… загадочно.
«Брось, Сильф. Что за глупости ты говоришь?»
«Это твоя судьба. И ты творишь её. Тебе одному из немногих дана возможность исправить ошибку, которую ты совершаешь. Ты сможешь прожить жизнь заново, не обидеть тех, кого ты обидел и не попросил прощения, утешить тех, кого не смог утешить, полюбить того, кого не полюбил. Завтра будет твое первое «вечное возвращение».
«Но… о какой ошибке ты говоришь?»
«Ты сам должен узнать и не мне тебе о ней говорить».
«Кто ты?»
«Я? Я — Сильф».
Я не верил ему. И он знал это. Я молча смотрел на две коричневых точки, вылезающих из темноты комнаты и не мог понять, зачем он все это сказал.
«Пойми, — струйка холодного воздуха снова потянулась по моим дыхательным протокам, — люди — это ходячие, двуногие зависимости. Они везде ищут причинно-следственные связи, логику. Ты, как и все, должен от чего-нибудь зависеть. Ты должен стать свободным. Вот и все, что я могу тебе сказать. Далее ничего. Ложись спать, у тебя будет время подумать».
Он ушел из комнаты. Заснул я быстро и спал не раздеваясь. А на утро все произошло так, как говорил он, и так, как я уже рассказывал.
Мое возвращение всегда происходит двадцать девятого февраля, на тридцать восьмом году моей глупой жизни. Вернувшись в первый раз, я поверил, что это сон. Я прожил двадцать девять лет так же, как и предыдущие. И… снова вернулся. Я возненавидел Сильфа. Но он молчал всегда, когда я его спрашивал о возвращении. Тогда, достигнув совершеннолетия, я покинул родительский дом, оставив Сильфа у них, чтобы он мне не мешал. Но родителей не стало через пять лет. И Сильф снова оказался со мной. Он говорил мне о множестве людей, которых я когда-то знал, но не встретил в этой жизни. Он говорил, кем они стали, возвратившись вместе со мной, и кем были бы, если бы я не вернулся. Я слушал его рассказы, каждый раз вдыхая «вечное возвращение» двадцать девятого февраля. Я прожил жизнь пьяницы и наркомана, писателя и научного сотрудника одного из секретных НИИ, я был преподавателем и был учеником, я был шахтером, был солдатом, был скульптором. Сильф не оставляет меня. Он не меняется и не стареет с той самой ночи, как состоялся тот разговор.
Я изучил все, что можно знать о Сильфах и Сильфидах. Я знаю, что это духи воздуха. Что они придуманы или названы так Парацельсом, а до него греками. Но чтобы Сильф был собакой. Нет. Скорее всего, за ним что-то стоит, что-то другое и неизвестное. Он тоже не хочет моего вечного возвращения. Ведь он любит меня. Я точно это знаю. Он помогает мне, чем может. Но у него никак не получается предостеречь меня от ошибки…
Теперь я снова писатель.
Я думаю, дело в моем романе, который начал писать тогда. Сильф прочитал его, но не сказал пока ни слова. Боже…
Я боюсь дописать последнее предложение. Может быть я болен, доктор, мучительно, неизлечимо болен? Помогите мне. Скажите, в чем моя ошибка.
Больной нервно сжал виски. Доктор некоторое время не отвечал.
— Скажите, у вас есть собака?
— Да, я же сказал вам — Сильф.
— У вас никогда не было собаки.
— Ну с определенной точки зрения, Сильф не совсем собака.
