Но вот…
Мышцы расслабляются, и ты не можешь сжать сильно кулак. Движение — боль. После начинает ныть в животе. Организм отравлен ацетоном. Губы красные, лицо бледное.
Ты — это диабет.
Носом ты чувствуешь, как вдыхаешь мельчайшие частички пыли. Кажется, что тебя держат за глотку. В глазах все смазывается, как будто смотришь в окно во время дождя. А ещё ты постоянно хочешь в туалет.
Это — высокий сахар. Диабет кусает тебя изнутри за то, что забыл о нем. Он требует укола. Колоть надо в живот. Так инсулин усваивается быстрее.
Тогда ты понимаешь, вопросы не имеют никакого значения, а ответы важны только для бумаги. Ты с ним идешь за руку. Вы вдвоем. Навсегда.
Ты его, а он твой.
* * *
Я пришел и написал вот что:
«Сильф»
— Как вы сказали?
— Сильф, — произнес он робко и затем повторил отчетливо и твердо: — Сильф.
Доктор встретил ответ молчанием и пристально посмотрел на больного. Тот секунду не молвил ни слова, а потом начал так:
— Это был… или есть мой сон. Но я до сих пор не верю, что это только лишь сон, только лишь видение, игра моего детского воображения. Я не верю этому. Я не верю, что во сне можно прожить жизнь до тридцати семи лет.
Нет. Это не сон.
Сильфом звали мою собаку. Отец принес её ранней весной, в тот самый год, когда мне только стукнуло семь лет. Последняя моя предшкольная весна. Я не помню, почему мы выбрали именно такое имя для этого черного щенка, который едва стоял на ногах и целыми днями спал, время от времени просыпаясь, чтобы справить нужду. Сильф… Я думаю, кличку придумал отец, любитель всякого такого… экзотического. Тогда я естественно не знал, кто такие сильфы и сильфиды. Но созвучие всем понравилось, оттого наш питомец и стал Сильфом.
Сильф был обычной дворнягой, без рода и племени, как говорится. Но он был необыкновенно красив, особенно когда поднимал уши. Тело и хвост Сильфа были, как я уже говорил, черными, и только кончики лап коричневели, странно выделяясь на черноте его шерсти, как и глаза — эти два ярко-карих глаза, которые мне, увы, не дано забыть. Но об этом после.
Сильф рос, крепчал и взрослел вместе со мной. Сильф… Гроза всех кошек в округе. Сильф… Охранник и защитник. Сильф… Собака, которую знали все, не только из-за необычного для четвероного имени. Он был слишком умен, чтобы бегать и приносить тебе палочку по команде «апорт», и слишком свободен, чтобы садится и ложится по указке. Он спокойно созерцал твои бессмысленные попытки чему-нибудь его научить из стандартного набора трюков, и ты сам осознавал всю их бессмысленность. Он был гордо независим и одинок. Но всегда добр и понятлив, что казалось, не надо слов, чтобы объяснять Сильфу чего-нибудь. Я мог рассказывать Сильфу часами. Всякую чушь и блажь. Я читал ему мои первые статьи и рассказы. А он внимательно слушал. Он все понимал…
Больной снова замолк. На вид ему было тридцать пять — тридцать семь лет, время расцвета и напряженного искания, блуждания и кризиса. Бледное лицо с еле видными губами и густыми бровями, темно-зеленые глаза, тонкие руки и худоба — вот его портрет. Он закрыл глаза, совершая какую-то напряженную внутреннюю работу. Доктор молчал и разглядывал своего пациента. Затем больной отпил воды из стакана и продолжил:
— Я понимаю, вам будет трудно поверить в это. Вам трудно представить такую собаку с гордым именем Сильф…
Он тяжело вздохнул.
— Многие будут говорить и уверять вас, что у меня никогда не было собаки. Но она была. Она слушала все, что я написал. Сильф всегда был со мной до той ночи, до того самого разговора с ним. Сильф — не галлюцинация и не сон. Сильф действительно мог разговаривать, но по-своему. Совершенно непонятным образом. Вы можете не верить мне. Мне все равно.
Пауза.
— Я был во втором классе, когда я впервые услышал, как говорит Сильф. Слова не произносились, а точно летали в воздухе, и я их вдыхал. Они были мои и не мои, так что я не сразу понял, кому в действительности они принадлежат. Я точно не помню, что он там такого говорил, впрочем, я тогда ещё не знал, что это говорит он, но одно-единственное слово я не забыл. «Возвращение». Он говорил о вечном возвращении. Помню, я в недоумении глянул на сидевшего рядом Сильфа, но он только помотал головой и ушел в другую комнату. Я понимал моим детским умом, что это что-то такое значит. Важное, но мне пока недоступное. И я решил спросить отца.
