Хотя… знаете ли.
Иногда листки анализов мне пишет мама, фельдшер-лаборант в прошлом.
Если вы хотите объективности знаний о вашем организме, то первое, что вам нужно, — это направление от доктора. Вы приходите с ним в дореволюционное домишко где-то в лесу. Там всегда есть люди. Возможно, даже ночью, хотя не проверял. Если у вас моча, проходите в окошечко справа, если кровь на сахар — прямо, все остальное — слева.
Возле окошечка всегда капли. Чья-то внутренняя сущность. Будьте внимательны: не положите туда направление, самим потом будет неприятно. Лаборанты справа и слева не знают, что такое ланцет. Они прокалывают пальцы так называемыми копьями. Больно. Крепко жмут пальцы. Больно.
Когда вам двадцать, а вокруг одни старики, вам не по себе.
Когда вам двадцать, а выглядите вы на шестнадцать, все обращаются к вам на «ты» без уважения.
Когда вам двадцать, восемнадцать из которых диабетические, некоторые ваши дни проходят в очередях.
Старики, резкое «ты» и очереди. Это диабет. Сахарная болезнь.
* * *
В больнице многих ребят забирали на выходные домой. В нашей, 9-той, палате оставался только один парень. Он был из Екатеринбурга.
Отделение пустело. Тоска сыпалась со стен, светилась на сестринском посту и молчала безлюдностью.
Я уходил с отцом. Пока медсестра открывала замок, я оглянулся на него. Он шел по коридору и глядел на нас, троих у двери.
— Привези мне чего-нибудь, — хотел, наверное, сказать он. Но не сказал ничего. Я понял.
Он не знал, что такое гостинцы из дома. Здесь он был один.
Я привез ему мандарины и яблоки. А ещё минералку.
* * *
Из дневника:
«Спал хорошо. Сон помню: я читал огромный фолиант. На одной странице были догматы и философия буддизма, на другой — Евангелие. Так все чередовалось. Я читал, и чей-то голос спросил: как ты можешь читать это?
На прощание я обнял маму. Сам. Обнял и сказал, чтобы она не волновалась. Я знаю, что совсем скоро это одиночество превратится в пытку. Без причины. Я знаю. Но это хорошо.
Я знаю: поганое чувство ждать того, кто не придет. Не сядет с тобой за стол, не скажет ничего. Так рождаются слезы.
Слушаю Joy Division «Love will Tear Us Apart».
Любовь порвет нас на части, на куски. В клочки. Again.
За окном — жара. Солнце разливается, скользит по дорогам, деревьям, домам и лужам, отражаясь в них игривым огнем. Желтизна мира. Жара жизни. Мое одиночество в ожидании К.
Любовь порвет меня на куски. Это не лечится, как диабет. Но так можно жить, как с диабетом. Свыкаешься. Делаешь укол.
Если приписывать диабету какой-то цвет, то им будет — желтый.
Если приписывать любви какой-то цвет, то им будет коричнево-зеленый, как глаза К. Она разорвет меня.
Мой кусок останется там. А другой зашагает дальше. Уверенно. Со шприц ручкой в кармане. Когда почувствуешь, что вдыхаешь пыль, сделай укол. Когда почувствуешь, что в глазах все расплывается, сделай укол. Когда почувствуешь, что один, сделай два укола — короткий и длинный. Хумалог и Хумулин НПХ. Последний можешь обменять на Лантус, будет ещё легче.
Задача каждого растворится в мире, раздать себя по кускам.
Как…
Задача каждого — раздавать, чтобы вернуться. Потом.
Это зерна. Наш посев. И наш урожай.
Вернись!..»
* * *
— Посоветовавшись, мы решили с этого года дать тебе третью группу. Тебе скоро устраиваться на работу, а вторая группа — не рабочая. Могут быть проблемы.
— Я уже работаю. Пока никто мне никаких замечаний не делал.
— Ну все же. Льготы у тебя сохранятся. Пенсия будет рублей на 200 поменьше. Это все для тебя же, пойми. Диабет у тебя компенсированный. Жалоб, как ты говоришь, у тебя нет. Будут ухудшения, дадим снова вторую.
Процентщица с глазами Люцифера.
Жалоб нет.
Жалоб нет.
Жалоб нет.
Вывод?
Пенсию сократили на 500 рублей. Это — моя неделя жизни. Для студента — очень много.
* * *
Наверное, людям, которые заболели лет в 15, ещё хуже.
Первое твое желание просто его не замечать. Это проявляется в том, что сначала ты забываешь делать уколы, потом у тебя ухудшается зрение, может быть, мучают судороги, сердце.
Диабет — это ты.
Ты запросто ешь сладкое, конфеты, печенье, сдобы. Ешь.
Ты не веришь в диабет, ты думаешь, что все только кажется.
