Ты ли, валет? скажи, это ты?!..
Я, дружище, я… — Питер кивнул замёрзшему насмерть трупоеду, которого здесь почитают чуть ли не за Нидхёгга.
Я! — медленно расстегнуть подсумок, не спеша развязать ремешки…
ТЫ?!!!
Я!!! -…и выпустить малыша.
…Андвари приняли с распростёртыми объятьями: как же — поклялся избавить королевство от всех драконов и сразу. Вот только есть маленькое условие… Да какие мелочи?! Брось, старик, — всё что угодно! Мочи нет терпеть кровопийц! Сотню девственниц ежегодно — для расплода! Сотню девок! вынь да положь! А хоть одна порченая окажется — лютовать, твари, начинают! А оброк бычками?! А пошлины на границах баронств?! А… Да чего там, ты сделай, дедушка, а мы не обидим…
Малыш кувыркнулся в воздухе — в перегарном смраде трактира — и, не успев расправить крылышки, шмякнулся об угол стола. Не удержался — бороздки от когтей — свалился на пол. Да прямо в лужу прокисшего пива…
…Андвари долго не упрашивали. Весть о том, что завтра передохнут все драконы, мгновенно облетела королевство — почтовые сороки не зря свою крупу клюют, балаболки неугомонные…
Сумерки перетёрлись в порошок в ступе костра, перемешались с дымом жертвенных голубей. Кишки отдельно — посвящённый во влажном переплетении увидит будущее. Белёсые дёсна давят сушёные шляпки мухоморов — камлание до судорог и запавших под веки зрачков…
И наутро выпал снег…
Малыш изгваздался от мягкого кожистого гребешка до чешуйчатого кончика хвоста. Взгляд Питера, подбадривающий дракона, был ласков и нежен — за всю свою меченную рубцами жизнь ни одна из женщин, разделивших с валетом ложе, не удостоилась подобной почести. Ни одна.
Питер преклонил колени — крылатая ящерка гордо вытянула шею: солнечная кровь напомнила о том, кто раб, а кто хозяин. Резко, клювом в раскрытую ладонь — выдранный кусочек плоти исчез в зубастой пасти. В глазах потемнело, но Питер нашёл силы выпрямиться: давай, малыш, покажи им всем!
Из-под ближайшей лавки выскочила крыса, жирная, прикормленная хозяевами для отпугивания чумных мышей. И дракон не растерялся: упругие мышцы швырнули тельце вперёд. Быстрый удар в горло — и крыса задёргалась в агонии.
Тишину искромсал протяжный женский вопль.
…пурга проталкивала ледяную пыль сквозь щели в ставнях. Птицы падали с веток. Старики умирали в постелях — от холода сводило суставы: не могли подняться и выпрямить затёкшие ноги. Не выжил ни один младенец — молоко в грудях кормилиц загустело и превратилось в мёрзлое крошево. Трижды ночь сменила день — но не было ни дня ни ночи: снег и ветер, ветер и снег. Рискнувшие покинуть стены домов ослепли: глаза их потрескались от мороза и отогретые у огня излились мутными ручейками, обнажая провалы под инистыми бровями.
На исходе четвёртых суток слегка поутихло. Закутанные в шкуры и холстины люди отодвигали засовы и с трудом откапывали занесённые сугробами двери. Именно в ту ночь в небе появилась Полярная Звезда — раньше ни один пастух, водивший стада в предгорные долины, ни один рыбак, насаживающий креветок на крючок, никогда не видел её блеска.
Никогда.
Раньше.
Злаки опали и почернели, плоды фруктовых деревьев осыпались, не успев созреть…
Плач: отцы и дети — земля не принимает вас! Заступы и мотыги тупятся и гнутся, и не будет вам покоя, как не будет крестов на могилах ваших… Трупы сжигали на кострах. Не один лес сгорел в те дни…
Когда в двух полётах стрелы от королевского замка нашли окоченевшего огнедышца, первую драконью жертву зимы, уже никто не верил колдуну. Серебряная цепь удерживала седокосого старца в самом глубоком, самом тёмном подвале темницы, и трижды девять по девять горнов раздули пламя, и палач успел погладить худые рёбра раскалённым прутом и вырвать желчную печень.
Но король справедлив — король прислал гонца с приказом: пытки незамедлительно прекратить. Ведь Андвари исполнил обет: драконы не устояли против зимы, кусок которой колдун щедро откромсал от Нифльхейма.
Андвари, истощённого и полумёртвого, привели к королю — король, шурша мантией, обнял старика и, не таясь, плакал от счастья: драконы же вымерли! — ну как не плакать от счастья?!
