Сады и пустоши: новая книга - страница 74

Шрифт
Интервал

стр.

Фантастическая картина вне теологии, расклад о некоем прощении, когда возлягут тигр с козлом Тимуром [127] в обнимку, и тигр отдаст свой кусок мяса козлу, а козел свою капусту тигру.

Все пустое, а пафосный Достоевский, всех так доставший, что все повторяют о слезинке, превращается в Бердяева, который теперь возвращает свой билет, потому что кота Мура не принимают в царствие небесное. «Нет, пожалуйста, не надо» — и возвращает билет в окошко назад. Интересно, а деньги за билет он тоже потребует?

И дальше уже появляется, черт побери, Краснов-Левитин, подающий в стилистике Бердяева личные воспоминания под видом теологической книжки. Так легко писать теологию: шел с няней, увидел объявление, прокомментировал.

Были более интересные фигуры, чем Краснов-Левитин.

Например, Петр Григоренко[128]. Яркая личность, с ним я встретился на процессе «семерки», вышедшей в знак протеста против оккупации Чехословакии. Мы были возле суда — на сам суд нас не пустили. Григоренко шел с сыном, который его поддерживал под руку. Там же был Якир. Мы ждали, когда их будут выводить после суда. Но вывели их с другой стороны. Туда только Лена Строева успела метнуться с цветами, когда их в автозак сажали с черного хода.

Якунин[129] с Эшлиманом[130] мне показались забавными: они напоминали отмороженных гопников. С Эшлиманом мы встречались зимой в скверике за МИДом на Смоленке. Сели на занесенную снегом скамеечку. Он был в качественном черном пальто, хорошо одет, очень комфортно. Я же в плащике, который совершенно меня не защищал, но я был молод, все это игнорировал, мне было интересно. Мы сели, он посмотрел на меня и спросил:

— Ну, о чем будем говорить?

Я несколько растерянно молчал. И тогда он начал быстро излагать:

— Хорошо, тогда будем говорить о третьем завете. Значит, первый завет — с Отцом, второй — с Сыном, и третий — с Духом Святым. В первом завете — это у нас иудаизм, с сыном — у нас христианство, а с духом святым — это у нас буддизм.

Я был знаком с рассуждениями на эту тему, и удивился такой кавалерийской лихости. Между тем он продолжал:

— А потом это будет все скомплексовано втроем, все вместе. И это будет новое христианство, хорошее и правильное. Когда там будет и Сын, и Отец, и Дух Святой, и все это будет нормально взято христианством в единый пучок.

Всё это он проговаривал очень быстро. Очень странный формат общения. Напоминало какую-то псевдомереж-ковщину, переработанную, скажем, Менем или еще кем-то.

Я его спрашиваю:

— А ислам?

— Ислам? Конечно, это все с Отцом, как и иудаизм.

— Да? Любопытно. Но с Отцом-то там очень жестко, против темы Отца есть дискурс. А Дух вообще-то через слово упоминается, именно Святой Дух.

— Ну, все равно.

Я понял, что это липовый человек. Больше я с ним не встречался.

С Якуниным было поинтереснее. Мы встретились в квартире в Плотниковом переулке рядом с нами. Второй или первый этаж, очень высокие потолки.

Якунин выдвинул цельную очень сочную теорию, — правда, при этом он опрокидывал водку стакан за стаканом и закусывал огурцом. Теорию о том, что на том свете короли будут с королями, а подлые людишки будут с подлыми людишками, — в том числе и в раю. Со свиным рылом в калашный ряд сунуться не получится ни в раю, ни в аду. Аж до десяти ступеней будет в иерархии. И в аду будет десять ступеней, и короли будут с королями, и в раю короли с королями будут. Так он рассказывал, хрустя соленым огурцом. Иногда он подходил к книжкам, брал их из шкафа и махал ими у нас под носом. Потом он почему-то заговорил о Мишле и показал нам «Книгу ведьм». Он был для нас с Ильей Бокштейном Вергилием по кругам такого рода.

Потом Якунин заезжал к нам во Всехсвятскую церковь, где мы занимались реставрацией. Там Олег Трипольский один или два раза работал с нами. Появился внезапно Якунин и обменялся коротким разговором с Олегом. Из этого короткого разговора я понял, что в данный момент Глеб зарабатывал на жизнь югославскими стенками, шкафами и диванами.

Тогда все было очень остро, очень свежо, даже полная глупость, которая вокруг творилась, воспринималась как знаки чего-то неизмеримо большего, как знаки некоего обещания, как знаки того, что есть тайна и измерение вглубь — на фоне Совка, который был просто двумерным. Даже Якунин с гонками про королей выглядел как некий тоннель в другую Вселенную.


стр.

Похожие книги