Когда Тенгиз Абуладзе делал свой фильм «Покаяние», он там изобразил, что все Амилахвари расстреляны и уничтожены, и упустил из виду Теймураза. Потом он звонил ему и извинялся. Оставались еще Амилахвари в эмиграции — во Франции. Один из них воевал в Иностранном легионе, был в хороших отношениях с Де Голлем. Так что ситуация с Амилахвари сложнее, чем показано у Абуладзе.
У самого Теймураза Амилахвари был сын Малхаз, который умер уже после смерти отца от рака крови. Он руководил спортом в Грузии в 80-е годы. Женат был на осетинке, и у него остались три дочери[37].
Теймураз мне очень много дал.
Человек оказался в страшном Совке. Вокруг всё отыгрывалось от максимума, от оптимума, от высокого накала. Всё отыгрывалось вниз, в грязь, в негатив. Он был маргинализован, пошел в кавалерийское училище, прошел войну, лагеря. Коннозаводческая жизнь, общение с конюхами, наездниками. Этот человек по своему стилю, субстрату, презентации, рафинированности соответствовал самой продвинутой части европейской аристократии.
Папа его всё же немного отличался. Я видел его фотографии в лейб-гвардейском мундире. Длинная шея, воротник в шитье. Но такая высокомерная, холодная и надменная физиономия, что достаточно раз глянуть, чтобы захотелось устроить революцию. Видно, что для этого человека люди — комары. Без всякого понта, без всякого насилия, а просто естественно — комары и ничего больше[38]. Теймураз внешне «демократизировался», но от этого он только выигрывал. Внутри, я думаю, он был такой же, как его отец. Он был очень крутой.
Я бы не сказал, что он был глубоким человеком — аристократу не надо быть глубоким. Аристократ другим берет — ты понимаешь, что это выше, чем человеческое. Другая порода. Аристократ просто существует — и в этом его великая миссия. Не хочу сказать, что я сторонник аристократизма — тема во многом мне враждебна. Но мне на пути встретились ряд фигур, включая Теймураза Амилахвари, которые открыли мне глаза на то, как было устроено общество сто и более лет назад.
Мы идем по Мансуровскому с дедом. Я маленький, мне пять лет, дед ведёт меня за руку. Дед движется по Мансуровскому, как кусок Кремля. А навстречу шагает его сын. Рука в гипсе на перевязи, перебинтована голова, на ней фуражка, шинель с лейтенантскими погонами наброшена на плечи. Дядя, похожий на Щорса, приближается. Они останавливаются, смотрят друг на друга. И дед ему говорит что-то вроде «Всё панкуешь?» Не помню точно, какое слово он использовал, — тогда панков конечно не было, — но посыл был примерно такой. «Да, отец» — отвечает дядя. «Ну иди», — говорит дед. Расходятся.
Дядя был человек неуправляемый, полный безумия и темной злой энергии. 1931 года, на два года моложе матери. Абсолютный хулиган, находящийся в перманентном большом конфликте с семьей. Из морского училища, куда устроил дед, его выгнали. И тогда его отдали в летное. С легкой руки Василия Сталина в летных кругах очень ценились такие отморозки. Дядя был классическим отморозком. И там он нашел себе место. Но произошел скандал, после чего дед снял трубку, позвонил командующему московского военного округа и сказал: «Лейтенанта Шаповалова убрать из Москвы». И дядю убрали.
Бабушка потом всю жизнь вспоминала: «Когда дед твой умер я, думая, что я одинокая слабая женщина, опять позвонила этому начальнику и попросила вернуть сына. Какая я дура!». Действительно, ошибочку сделала, сильную ошибочку… Потому что дальше уже жизнь на Мансуровском с появлением дяди стала серьезно походить на чернушный фильм.
Он был очень злой.
Мне лет 9 или 10. У меня был деревянный меч. Дядя вошел пьяный в портупее, в сапогах и говорит: «Давай дневник». А я взял меч и выставил его вперед. Тогда дядя пошел на меня, но в этот момент появилась бабушка и сказала:
— Пошел вон.
— Но я же только дневник хочу проверить.
— Пошел вон.
И он мрачно ушел.
Зоологически ненавидел меня из-за моего отца. Ему было 15 лет, когда появился мой отец. Отца он тоже терпеть не мог. Это черное пятно моего детства.
Да, меня очень любила бабушка, его мать. Его, своего сына, не любила, а меня любила. Поэтому он был таким сгустком негатива по отношению ко мне.
