— Я записываю великую любовь, великую и подлинную любовь. У меня мало конкурентов, и еще меньше равных мне. Любовь всегда в моде, всегда ходкий товар. Мало кто может по-настоящему любить, но всем любопытно, и наибольший интерес вызывает вот что: каково это, быть по-настоящему любимым? Ну и я нахожу кого-нибудь вроде тебя: того, кто красив, мил и явно привлекателен, а затем извлекаю воспоминания о любви всей его жизни. В завершении, я монтирую записи в сенсочип, который становится квинтэссенцией одного из сильнейших переживаний, на которое только способен человек.
— Но… Почему я? Ты же сам сейчас сказал, что я никогда не любила. — Внезапно ожегшая её горячая обида пополам с возмущением высушила её глаза. — По крайней мере, не по твоими стандартами.
— Не имеет значения. Ну, или я надеюсь на это. У тебя есть все необходимые качества, Эрриэнжел. Ты была богата, что уже делает твою прошлую жизнь недосягаемой мечтой для большинства в Пангалактике. У тебя было полно свободного времени, чтобы не отказывать себе в чувственных отношениях. Ты родилась красивой, всегда была красивой — и знала это, что придает твоим воспоминаниям безупречный эстетический вкус; ощущение, по которому остальные изголодались. — С вежливой церемонностью он поцеловал ей руку. — Под зондом мы найдём и исправим то, что пошло не так.
— Я не знаю, — неуверенно сказала она.
— Нет, нет. Не бойся. И запомни, если ты дашь мне то, о чём я прошу, то вернешь себе свободу.
Она боялась поверить ему, и её сомнение в его словах оказалось заметно.
Он улыбнулся.
— Никакого альтруизма, Эрриэнжел. Когда я издам чип, ты станешь знаменитой. Свобода еще больше увеличит твою славу, Первоначально, твоя известность будет строиться на популярности записи, но затем уже твоё собственное реноме поспособствует продажам продукта. Компания, конечно же, получит выгоду от такой взаимосвязи. Паблисити важно всем, в том числе и творцам, если они не хотят умереть от голода ради своего искусства. — Мэмфис скривился, словно обнаружив несовершенство бытия.
Когда он ушёл, она уже ожидала своей первой вылазки в прошлое.
Расположившись в креслах, братья наблюдали из контрольной комнаты. На экране, напряжено выпрямив спину и едва сдерживая ужас на прелестном личике, в ретрозонде сидела Эрриэнжел.
— Мог бы подобрать не такое пугающее воспоминание для моей демонстрации.
Тэфилис пожал плечами.
— Большого вреда ведь не случилось, хм? — Он развернулся к Мэмфису.
— В любом случае, она жалкий выбор для тебя, брат. Могу побиться об заклад.
Мэмфис коснулся управляющей панели, и колпак зонда скрыл лицо Эрриэнжел.
— Спор? На что?
Тэфилис хищно блеснул белозубой улыбкой:
— Шестинедельный доход, и, как обычно, часть акций из твоей доли переходят ко мне — если ты потерпишь с ней неудачу. То же самое тебе, если я ошибся. И просто чтобы сохранить твою гордость — у тебя только три попытки.
— Идёт, — без раздумий согласился Мэмфис, сосредоточив своё внимание на главном экране зонда.
— Ах, — довольно усмехнулся Тэфилис. — Тебе никогда не выиграть это пари. Интересно, почему ты продолжаешь пытаться спорить со мной? Однажды всё наше наследство будет моим. Но не беспокойся, брат. Я всегда придержу тебе местечко.
Она ощутила, как опускается сенсорная маска, накрывая её лицо. В темноте Эрриэнжел почувствовала на миг полную дезориентацию, а затем оказалась где-то далеко и очень давно…
Она обнаружила, что идёт в одиночестве по знакомому коридору, слыша шум, с которым школьники устраиваются на учебных местах. Она немного опаздывала, но это её нисколько не беспокоило. Учителя подождут, никто не осмелится сделать ей замечание.
Ей тринадцать, возраст жгучего любопытства к изменениям в собственном теле, вызванных процессом превращения в женщину. Её превосходная во всех отношениях школа, расположенная в закрытом хабитате одного из нижних уровней — одна из лучших на Дилвермуне, а её жизнь — прекрасна. Ничего общего с каким-нибудь неуклюжим закомплексованным подростком, неуверенным в своей ценности.
Она приостановилась на пересечении коридоров полюбоваться на себя в зеркало на стене. На теле расцветала точно подобранная по оттенкам весенняя листва, а наметившуюся девичью грудь её стилист искусно подчеркнул лёгкой ореховой тенью. Светлые волосы, сплетённые в ажурные косы, спиралями опускались за спину. На ногах тапочки из серебряных чешуек с изящными гранатовыми пуговицами.
