Я запнулся, снова вспомнив с прежней тоской о неотвратимой встрече с отцом. Вечером, раньше или позже, мне придется вернуться домой. У меня не было другого выхода.
Я снова посмотрел на Миколь. Пока я говорил, она молча вскарабкалась на стену и теперь сидела на ней, повернувшись ко мне спиной; как раз в этот момент она перекинула ногу и решительно двинулась вниз.
— Что ты задумала? — спросил я удивленно.
— У меня появилась мысль, куда деть велосипед. А потом я покажу тебе, куда ставить ноги. Смотри внимательно, что я делаю.
— Она соскользнула вниз очень легко, придержавшись правой рукой за большой ржавый гвоздь, который мне показывала раньше. Она спускалась не торопясь, но уверенно, нащупывая опоры носком теннисной туфли, и находила их без труда. Она замечательно спускалась. Но над самой землей она оступилась и резко соскользнула вниз. К счастью, она упала на ноги; правда, поранила пальцы, и ее матроска из розового полотна слегка порвалась под мышкой. Глупо, — проворчала она, поднося руку ко рту и легонько на нее дуя. — Со мной это случилось в первый раз.
Миколь еще ободрала колено. Она подтянула подол платья, обнажив необыкновенно белое и сильное бедро, как у взрослой женщины, и нагнулась, чтобы посмотреть на царапины. Две длинные светлые пряди, выбившиеся из-под обруча, который придерживал волосы, упали вперед, скрыв ее лоб и глаза.
— Ужасно глупо, — повторила она.
— Нужно протереть спиртом, — сказал я машинально, не приближаясь, немного жалобным голосом, которым в нашей семье всегда говорили в подобных случаях.
— Каким еще спиртом!
Она быстро лизнула рану, как будто нежно ее поцеловала, и сразу же выпрямилась.
— Иди сюда. — Она раскраснелась, волосы у нее растрепались.
Она повернулась и стала карабкаться по залитому солнцем спуску, хватаясь правой рукой за траву, а левой, поднятой над головой, поправляла обруч на волосах. Она несколько раз сняла и надела его, будто причесываясь.
— Видишь вон ту дыру? — спросила она, когда мы поднялись наверх. — Велосипед ты можешь прекраснейшим образом спрятать там.
Она указывала на одну из поросших травой пещерок, около двух метров высотой. Пещерка была метрах в пятидесяти. На первый взгляд она была немного похожа на этрусскую гробницу в окрестностях Рима, но, конечно, гораздо меньше по размеру. Такие подземные помещения, зачастую достаточно просторные, никогда не служили местом упокоения. В старину защитники стен складывали там оружие — пушки, аркебузы, порох и всякое другое. Может быть, даже те странные ядра из драгоценного мрамора, из-за которых в пятнадцатом и шестнадцатом веке феррарской артиллерии так боялись и которые можно еще увидеть в замке, где они украшают центральный двор и террасы.
— Кому придет в голову, что тут спрятан новый «Вольсит»? Только если кто-то знает наверняка. А ты там был?
Я покачал головой.
— Нет? А я была, сто раз. Это замечательно.
Она решительно двинулась вперед, и я, подняв велосипед с земли, молча пошел за ней.
Я догнал Миколь у входа в пещеру, которая была похожа на вертикальный разрез в траве, покрывавшей плотным слоем весь склон. Вход был такой узкий, что в него мог пройти только один человек. Сразу за входом начинался спуск. Видно было метров на восемь-десять вперед, не больше, и казалось, что проход упирается в палатку черного цвета.
Она посмотрела внутрь, потом вдруг повернулась.
— Иди вниз сам, — прошептала она. — Я подожду тебя здесь, наверху.
Она отошла, сцепила руки за спиной и прислонилась к заросшей травой стене рядом со входом.
— Ты не боишься? — спросила она вполголоса.
— Нет, нет, — солгал я и наклонился, чтобы поднять велосипед на плечо.
Ни слова больше не говоря, я прошел мимо нее и вошел внутрь.
Я вынужден был идти медленно из-за велосипеда, его правая педаль все время ударялась о стену. Сначала, первые три-четыре метра, я брел, как слепой, абсолютно ничего не видя. Метрах в десяти от входа («Повнимательнее там, — крикнула Миколь. — Смотри, там ступеньки!») я начал кое-что различать. Проход кончался — мне оставалось всего несколько метров спуска, не больше. Именно там, у небольшой площадки, — я догадался об этом раньше, чем дошел туда, — начинались ступеньки, о которых предупреждала Миколь.