— Афруз-баджи, ты дома?. Можно к тебе? — робко спросила она.
Хозяйка мигом приосанилась, выпятила могучую грудь.
А что случилось? В чем дело?
Карабирчек без приглашения опустилась на стул и, видимо не замечая Рухсару, сказала сквозь слезы:
— Баджи, ты добра и милостива! Помоги… Ведь братец Мадат теперь сидит в кабинете секретаря райкома. Как же так произошло, что он отбыл в горные аулы, бросив на произвол все дела? Я не поверю, чтобы при нем держали в тюрьме моего неповинного Абиша!.. Куда ж мне теперь идти? Кому поведать о своем горе? Демиров — в Баку! Субханвердизаде и разговаривать не хочет, да он и заточил моего мужа в подземелье!.. Как же на это взглянет аллах с небес? Да и советская власть не велит мучить больных! Если Абиш заболел, то его надо сперва вылечить, а уж потом отдавать под суд за эту самую железную кассу…
— Ну, что я могу сделать без Мадата? Посуди! — Афруз-баджи говорила вполне разумно. — Потерпи уж несколько дней до его возвращения. А приедет, я помогу тебе, бедняжке, с ним встретиться.
— Баджи, ты добрая, ты очень добрая! — вдруг вырвалось у Рухсары. И, пожав руку ничего не понявшей Афруз, девушка выбежала на веранду.
— Что это с нею? — удивленно пожала плечами Афруз-баджи и вопросительно взглянула на Карабирчек.
— А разве вы не слышали, сестрица? — осторожно сказала гостья. — Нынче мне говорил завхоз Али-Иса…
Выслушав ее, Афруз-баджи взорвалась, как бомба.
— Думай, что говоришь, ай, гыз!.. А если пришла сюда клеветать, то убирайся к чертам свинячьим! И не стану хлопотать за твоего мужа!.. Сачлы спасла мою дочку!
— Баллах-биллях, ай, баджи! — обомлела, затряслась от испуга Карабирчек. Да так говорят все, кому не лень! Я ж ей не желаю зла. Я боюсь за твою дочку, если она действительно заразная.
Афруз-баджи с честью вынесла столь тяжелое испытание.
— Ай, гыз, она — ангел, ангел во плоти! Твоего мужа оклеветали, вот и ее, бедняжку, решили злодеи сгубить!.. Да разве ты не слышала, как она в ауле подняла на ноги мужчину, над которым уже распростер крыло ангел смерти? Никому не дам в обиду Сачлы!
— Простите меня, баджи! — умоляла Карабирчек.
— Это ты у нее проси прощения! — И повелительным жестом Афруз-баджи показала на улицу вслед ушедшей Рухсаре.
— Пойду, пойду, — согласилась Карабирчек, — лишь не отлучай меня от твоей благости!.. Признаться, все эти сплетни совсем не похожи на правду. Может, это о другой неблаговидной кралечке говорили? Ведь и так могло быть… Я спрошу у Гюлейши, она — своя, местная, она не скроет.
— Нашла у кого искать правду! — фыркнула Афруз-баджи. — Гюлейша-то наипервейшая сплетница и болтушка! А уж о ее целомудрии и говорить не приходится, — подстилка из гнилой соломы!.. Ты лучше расскажи: ломал твой муж кассу или не ломал?
Афруз считала себя во многих отношениях дальновиднее и мудрее мужа и хотела до возвращения Мадата досконально узнать, в чем же суть этой истории.
Карабирчек вздохнула:
_ Никто этого не знает, ломал или не ломал. Аллах захотел нас покарать, грешных, — вот и покарал. Абиш уже ничего не помнит, умом тронулся в заточении, лепечет чепуху, как малый ребенок. Может, он и не думал ломать кассу? Может, Кеса нарочно очернил беднягу Абиша?.. Мой Абиш любил советскую власть сильнее, чем собственного ребенка. Он всегда твердил, что советская власть его возвысила из чистильщиков сапог до ответственной должности. Ну, зачем же ему изменять советской власти, зачем?
Афруз-баджи кивнула, — действительно, зачем?
— Отец Абиша в жизни не видывал бухарского каракуля, кроил и шил папахи мужикам из вонючей овчины и с трудом зарабатывал на хлеб насущный, продолжала, воодушевляясь, Карабирчек. — А почему же Гашем Субханвердизаде заклеймил Абиша — «элемент», сын «элемента»? Не поверите, баджи, Абиш ночами бредил во сне: «Я не „элемент“. Я честный!» Вот как запугали, затравили беднягу. Может, я буржуйка? Так нет, я бежала от дашнаков, нищенствовала по деревням, я — круглая сирота, советская власть послала меня на фабрику, выдала паек…
Расстроенная Карабирчек не могла остановиться, а лежавший на ее руках младенец, широко раскрыв-окаймленные крылатыми черными ресницами глазки, слушал, будто понимал.