— Аскер, Аскер, послушай, это я, Гюлейша… Если будут звонить из аулов в здравотдел, то соединяй со мною.
— А где Баладжаев? Что с ним случилось?
— Был да сплыл! Руковожу теперь здравотделом я! — сказала Гюлейша официальным тоном.
— Разрешите навестить вас, товарищ заведующая здравотделом! — хихикнул Аскер.
— Не поверил? — Гюлейша рассердилась: — Смотри не забывайся, Тель-Аскер! Ты всего-навсего телефонист, — значит, сиди у телефонного аппарата. А иначе, клянусь самим Хазрат Аббасом, я научу тебя приличным манерам.
— Товарищ Гюльмалиева, желаю успехов на фронте медицинского обслуживания трудящихся! — издевательски крикнул Аскер.
— Грубиян! — Гюлейша бросила трубку. «Впрочем, чего ожидать от неотесанного телефониста? Видно, я была слепа… Пошел он к черту со своими бараньими кудрями! Сачлы? Гм, теперь я ему открою глаза на эту тихоню!»
Али-Иса первым делом забежал в больницу и собрал санитарок.
— Новости, новости, эй, девушки! Потрясающие новости!
— Что за новости, Али-Иса? Говори скорей, не томи душу! — защебетали санитарки, обступая завхоза.
— А вот такие новости, что заведовать здравотделом назначена наша красавица Гюлейша! И пусть я отправлюсь в ад, если это не так.
Девушки переглянулись.
— Это Гюлейша — заведующая, милые мои?
— Да ведь она с трудом выводит свою подпись!
— А уж до чего нравственная! В некоторых семейных домах ее на порог не пускают!
Али-Иса напустился на смутьянок.
— Вы что, не верите в способности советской женщины-общественницы? Напрасно, напрасно!.. Предупреждаю вас об ответственности. Вот так-то!
— А станет она, о подчиненных заботиться? Премии будет выдавать?
— Обязательно! Женщина всегда поможет женщине.
— Она прежде всего о себе позаботится.
— Тшшш!
— Ну, знаете, перепелке лафа, пока просо в поле!
— Поживем — увидим!
Через минуту весть о назначении Гюлейши долетела до Рухсары. Девушка осталась безучастной… Она чувствовала себя птицей с подбитыми крыльями. Ей хотелось куда-то спрятаться в укромное гнездышко, чтобы никого не видеть, ничего не слышать и проливать в одиночестве горючие слезы. Она всерьез подумывала о бегстве в Баку, хотя и представить себе не могла, как предстанет перед матерью, чем объяснит свое возвращение? Рухсара как бы погрузилась в беспросветный глубокий мрак. Ей уже не нравилась работа, все валилось из рук. И на людей она теперь смотрела отсутствующими глазами, в которых застыла душевная боль.
Однако нужно было принимать больных. И, тяжело вздохнув, девушка пошла в поликлинику.
А в кабинете Баладжаева Гюлейша упивалась поздравлениями сиделок, нянечек, сторожей, стряпух.
— Спасибо, спасибо, товарищи, — скромно опустив глазки, отвечала пунцовая от счастья Гюлейша. — Конечно, теперь начнутся новые порядки. Мы поднимем медицину на новую высоту!.. Мы обеспечим медикаментами каждого трудящегося района. А те, у кого сверху мило, а внутри гнило, не приведи господи, будут изгнаны из рядов медицинских кадров!
— Это ты на кого намекаешь? — спросила в упор молчавшая доселе Матан.
— Я ни на кого не намекаю, а говорю открыто, что женщина, сознающая свои недостатки, закрутила б свою голову паласом, а эта расхаживает, потряхивая густыми, как конский хвост, косами! — брезгливо сморщившись, заявила Гюлейша.
— О ком это идет речь? — не поняла Матан.
— Да о той, о той, чьи шелковистые косы, словно гадюки, душат мужчин!..
— Как ты можешь так говорить? — вспыхнула Матан. — Ведь Рухсара сущий ангел в белоснежном одеянии!
— Ангел?.. Позволила бегать за собою стольким бугаям! Вот они теперь и плачутся из-за дурной болезни…
— Ложь! Наглая ложь! — горячо вскричала Матан и, потрясая кулаками, двинулась на Гюлейшу.
От ненависти Гюлейша чуть не задохнулась.
— Ах, вон как! Смотри, ты у меня дождешься! Уволю! — И она угрожающе подняла палец.
— Ну и увольняй! — крикнула Матан, привыкшая говорить правду в лицо. — А пятнать чистую, ни в чем не повинную девушку не позволим! В центр пожалуемся… Аллах тебя покарает, языкастую!
Гюлейша уже не могла остановиться.
— Али-Иса, немедленно подай мне книгу приказов! — гаркнула она в окно, заметив идущего по двору завхоза.
