Трижды плюнув, что означало высшую степень пренебрежения, Кеса молча повернулся и зашагал к телефонной станции. Нашла коса на камень. Языкастую кумушку не переспоришь, о полнейшем отчаянии Кеса постучал в комнатку Аскера. Тот долго не откликался, наконец заспанный, в нижней рубашке, открыл дверь.
— Исключительно между нами, — передразнивая Кесу, сказал Тель-Аскер, не обращая внимания на чашку с медом в руках вошедшего, — чем же закончилась эта твоя история с аэропланом и комиссией из центра?..
Кеса быстро присел на табуретку, почувствовал, что ноги его ослабли.
— Какой аэроплан? Чего ты чепуху мелешь?
— Исключительно между нами, не валяй дурака! — строго сказал телефонист. — Твой эйриплен[26] — грубая афера. И не стыдно тебе?
Кесе почудилось, что он из-под проливного дождя угодил в снежный, колючий, в кровь царапающий лицо буран.
— Да ты откуда узнал?
— А вот узнал!.. Теперь я, голубчик, не поверю ни одному твоему слову о вечной дружбе.
«Если колесо катится под гору, то его не остановит и сам аллах», вспомнил Кеса народную поговорку.
— Слушай, об этом мы завтра потолкуем, а сейчас дай мне, бога ради, три рубля! — обратился он со смиренной просьбой к приятелю.
— Клянусь, ни копейки! — И неунывающий Тель-Аскер вывернул карманы пиджака и брюк, висевших на стене. — У мена, представь, деньги почему-то не залеживаются!
— Что ж, тебя в чайхане кормят бесплатно? — ехидно спросил Кеса, размышляя, как выйти из положения…
— Представь, я приглашен в гости к безбожнику Худушу, — насвистывая, сказал парень, взбил гребешком перед осколком зеркала пушистый чуб, туго затянулся ремнем.
— Жаль мне эту уймищу кур и цыплят, каких ты сожрал, ненасытный шакал, вздохнул Кеса, прикидывая в уме так и сяк, каким же образом откупиться от Афруз-баджи за мед. — Чтоб эта курятина превратилась в гной и вытекла обратно из твоего носа!
— Но почему, ай, Кеса, ты шлешь проклятия, словно безутешная вдова? хладнокровно спросил телефонист. — Курятену, между прочим, ты жрал наперегонки со мною! Но это, конечно, исключительно между нами!.. А где же комиссия из центра? Где эйриплан?
«Назвался груздем, полезай в кузов», — сказал себе Кеса, понимая, что погиб окончательно и бесповоротно.
Ему все-таки удалось умаслить вздорную Афруз-баджи — вызвался сам перемыть грязные тарелки…
В соседней комнате Мадат, облокотившись на подушку, читал газеты.
Решительно засучив рукава, Кеса снял с керосинки кастрюлю с кипятком. Заглянув в угол, он убедился, что таз полон грязных тарелок.
«Сама судьба загнала меня сюда, — приходится покориться», — подумал он, со вздохом принимаясь за мытье. Когда вся посуда была протерта до блеска, Кеса на цыпочках вышел на террасу, поманил к себе хозяйку.
— Аведь у меня есть маленькое дельце…
— К добру бы!
— Проклятье злу, — понизив голое, сказал Кеса, придав своему морщинистому лицу страдальческое выражение.
— Проклятье злу, — охотно согласилась Афруз-баджи, вспоминая тарелку с медом. — У меня смиренная просьба к партийному секретарю.
— Ты же правая рука председателя Субханвердизаде! — разумно возразила хозяйка.
— Конечно, верблюд высок, но слон выше.
На широких щеках Афруз-баджи зацвели пунцовые розы. Значит, ее уважают, с нею считаются, значит, ее заступничество имеет солидный вес.
— Но что в силах сделать, ай, Кеса, мой Мадат? Он же второстепенная личность.
— Ну, не скажите, — Кеса знал, что лесть волшебный, ключик к сердцу надменной баджи. — Теперь району известно, что Мадат первая голова во всех партийных делах!
Афруз-баджи горделиво выпрямилась, выпятила мощную грудь, вскинула тяжелый подбородок. — «Ах, если бы Мадат навсегда остался первым секретарем! Вот было бы славно» — возмечтала она, красуясь перед раболепным Кесой.
— Рухнул мой дом! — прошептал тот, напомнив хозяйке, о своем присутствии.
А в душе Афруз-баджи уже шевельнулась неприязнь к Таиру Демирову, и она начала оттачивать, словно бритву на оселке, свои тайные замыслы.
— Ах, отстань! — капризно обронила она и ушла в комнату, чтобы поскорее угостить мужа вкусным завтраком.
«Если Мадат действительно станет наиглавнейшим в районе, то сколько же просителей столпится у моего порога? — прикинула в уме Афруз-баджи. — Конечно, я буду выслушивать жалобы и помогать этим Мадату, но ведь все просьбы невыполнимы. И благодеяния нужно вершить осмотрительно, с точным расчетом!.. Лишь тогда я и Мадат сможем управлять районом куда мудрее, чем Таир Демиров…»
