Приехавшие за жерновом колхозники вполголоса переговаривались, пожимали плечами, решали, как быть.
Неожиданно из леса донесся голос председателя колхоза Годжи-оглу:
— Эй, ребята, куда вы пропали?! Быки нужны!.. Где вы?.. В чем там дело?.. Где жернов?
Через минуту он сам подскакал на лошади, спешился у входа в пещеру, крикнул:
— Отец!
Никто не ответил ему. Годжа-оглу спросил у колхозников:
— В чем дело, ребята?… Почему задерживаетесь?… Или старика нет на месте?
— Здесь он, — ответил Гасан.
— Почему тогда он не подает голоса?
— Кажется, обиделся, — хмыкнул Гуламали.
— На кого?
— Не знаем.
Годжа-оглу снова крикнул:
— Эй, отец!
— Да, в чем дело? — отозвался на сей раз Годжа-киши.
— Ты что тянешь? Где жернов? Мне быки нужны. Поторопись, пожалуйста, прошу тебя!..
Из пещеры вышел Годжа-киши.
Отец и сын, оба богатырского телосложения, можно сказать два великана, стояли друг перед другом и хмурились.
— Что случилось, киши? — спросил наконец Годжа-оглу. — Ты почему такой мрачный?
Отец медленно покачал головой:
— Ничего. Ровным счетом ничего.
— Не верю. Скажи, что произошло? — настаивал сын. Не упрямься, говори. Что произошло? И вдруг старика будто прорвало:
— Что произошло?! Что произошло?! А ты спроси своего сына Али, моего внука, он объяснит тебе, что произошло.
— Али уже все рассказал мне, — спокойно ответил Годжа-оглу. — Я все знаю. Трудодней у тебя порядочно. А что на доску не попал — так это молодые ребята, комсомольцы, из почтения к тебе не стали писать твое имя где попало. Но неужели ты, проживший большую, долгую жизнь человек, так падок на славу?
Старик мгновенно преобразился. Он ничего не ответил сыну, словно тот и не сказал ему ничего. Обернулся к сельчанам, сделал жест рукой, приглашая войти в пещеру.
— Поторопись, пожалуйста, отец, — попросил миролюбиво Годжа-оглу. — Время дорого, сам знаешь!
Под жернов подложили два круглых бревна, чтобы выкатить камень наружу, как на колесах. Но в действиях колхозников не было слаженности, и многопудовый «грибок» упорно не хотел покидать своего «отчего» дома. Тогда Годжа-киши распорядился:
— Отойдите все!
Люди повиновались. Старик, поплевав на ладони, уперся руками в жернов и один выкатил его из пещеры. Затем обернулся к сыну, сказал возбужденно, тяжело дыша:
— Вот так-то, товарищ председатель колхоза!.. Я все-таки существую, я еще не умер!
— Да перестань ты, отец, — поморщился Годжа-оглу. — Напрасно ищешь своих обидчиков. Нет их!..
— Что значит перестань?! — вспыхнул старик. — Ты на меня не покрикивай, не покрикивай! Ты не имеешь права повышать на меня голос. — Он поднял над головой руки. — Я — хозяин вот этих рук! Я ем хлеб, заработанный вот этими руками!.. Я ни перед кем не в долгу, я не признаю даже самого аллаха, а ты всего лишь председатель колхоза, да еще мой сын! Ты не указ мне, мальчишка!
— Хорошо, хорошо, не надо шуметь, мы ведь не дома, — пытался успокоить отца Годжа-оглу.
— А я буду шуметь! — кричал старик. — Буду шуметь до тех пор, пока вы не накажете тех, кто неправильно считает трудодни колхозников! Почему это меня нигде нет! Разве я умер? Вот он я! — Он показал рукой на жернов: — А это плоды моих трудов! — Он обернулся к пещере, кивнул головой: — И эта дыра в горе свидетель того, что я прожил трудовую жизнь!
— Не думал я, отец, что и ты можешь заразиться бумажной болезнью, — горько усмехнулся Годжа-оглу.
— А вот заразился! Заразился! Вернее, меня заразили. Да и как не заразиться, если люди не замечают такого огромного труда? Кто не ценит труда своего ближнего, тот очень плохой человек — безбожник, вероотступник, вор, тунеядец!
Пока отец и сын были заняты словесной перепалкой, колхозники, поднатужившись, уложили жернов на своеобразные сани, сделанные из двух березовых стволов, закрепили на них жернов цепью, впрягли в эти «сани» пару волов.
Годжа-киши дал знак. Гуламали гикнул, огрел волов кнутом, и они медленно, тяжело зашагали по узкой дороге в сторону деревни, волоча за собой полозья с многопудовой поклажей. Люди двинулись следом.
Годжа-оглу шагал, погруженный в свои мысли. Казалось, он уже забыл о размолвке с отцом. Близился полдень, а дел сегодня предстояло сделать много.
