В тот же вечер и следующее утро я познакомился поближе с важнейшими из моих сотрудников, послушал их доклады о положении дел и познакомился с их оценкой общего положения. Все как военные, так и гражданские лица, были согласны в том, что большевистскому правительству угрожают большие опасности как вне страны, так и внутри ее; что у этого правительства нет ни малейшего стремления к искренней совместной работе с Германией; что хотя оно, при нынешнем тяжелом его положении, старается избегнуть разрыва с нами и хотело бы даже заручиться по возможности нашей материальной и моральной поддержкой, но, тем не менее, всякое мероприятие, выгодное для Германии, будет сведено им на нет посредством упорнейшего пассивного сопротивления и под маской самого предупредительного отношения и самых любезных обещаний; что очевидное стремление известных лиц, к интимному сотрудничеству с большевистским правительством и к заключению с этой целью дополнительных договоров с ним прямо-таки натравливает против Германии всю небольшевистскую Россию, не принося в то же время нам ни малейшей осязательной пользы; и что, наконец, положение германского представительства в Москве, несмотря на усиленную охрану его отрядом латышей, по-прежнему остается серьезно угрожаемым и продуктивная деятельность его невозможна. Предполагаемая присылка из Берлина трехсот человек в гражданском платье была признана со стороны военных членов представительства совершенно недостаточной охраной.
С первым визитом я направился к г-ну Чичерину, народному комиссару иностранных дел, квартира которого помещалась в отеле Метрополь на Театральной площади. Следуя настояниям своих сотрудников, я отправился к нему без предварительного оповещения и притом не в посольском автомобиле, а в небольшом экипаже. Через несколько минут лошадь потеряла подкову. Вместе с сопровождавшим меня доктором Рицлером, неузнанные и не обращая на себя внимания посторонних, мы отправились пешком по опасной Москве, производившей почти такое же впечатление, как и впоследствии революционный Берлин. Г-н Чичерин, производивший впечатление встревоженного и запуганного ученого, с печальными глазами и меланхолическим взглядом, тотчас же заговорил со мной о своих опасениях за Баку, которому угрожает непосредственная опасность со стороны турецких войск, и напомнил о данных г-ну Иоффе обещаниях германского правительства относительно защиты этого города. На основании моих берлинских сведений я усомнился в намерении Турции направить удар на Баку и заверил г. Чичерина в том, что германским правительством будут предприняты все совместимые с союзными силами средства, чтобы сдерживать турок. Относительно дополнительных договоров г. Чичерин сказал, что еще не имеет текста договоров в редакции, принятой в Берлине обеими сторонами, и что по получении окончательно отредактированного проекта договоры должны подвергнуться подробному обсуждению в Совете народных комиссаров прежде, чем он сможет установить свое отношение к ним. Он оживился лишь тогда, когда заговорил о внутреннем положении. Революцию совершили промышленные рабочие, но в России они в численном отношении составляют незначительное меньшинство населения. Поэтому судьба революции зависит от деревни, отношение которой до сих пор было безразличным или даже враждебным. Ввиду этого большевики мобилизуют теперь "деревенскую бедноту" против "деревенских богатеев". Повсюду в деревнях образуются Советы, и к ним переходит вся власть. Право избирать в эти Советы принадлежит, конечно, только неимущим. Таким образом, советскому правительству удастся распространить свою власть и на деревню.
В последующие дни я старался путем интенсивнейшей работы и бесед с моими сотрудниками и другими сведущими лицами, поскольку таковые были доступны мне, составить себе точную картину положения и заложенных в нем возможностей для германской политики. Картина получилась следующая:
Советская Россия переживала тяжкий кризис, внешний и внутренний.
На востоке чехо-словаки и кооперирующие с ними сибиряки достигли угрожающих успехов. Они овладели средним Поволжьем с важными городами Казанью, Симбирском, Самарой, Сызранью и угрожали Саратову. Как раз в это время, по прибытии моем в Москву, с Восточного фронта приходили известия одно тяжелее другого.
