ПРЕДСТАВИТЕЛЮ МИНИСТЕРСТВА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ В СТАВКЕ
ФОН ГИНЦЕ
Берлин, 22 октября 1918 г.
Ваше превосходительство!
Больше всего меня сейчас занимает вопрос о наших отношениях с большевиками. Я считаю, что до сих пор мы действовали правильно, не предпринимая никаких шагов против республики Советов и поддерживая с ней нормальные отношения, так как ее военные действия против приверженцев старого режима и Антанты способствовали параличу России. Но теперь мы вынуждены переориентировать свою политику на мир, и я спрашиваю себя, не стоит ли в самом ближайшем будущем провести ревизию наших отношений с нынешними правителями в Москве.
Долго большевики не продержатся. После заключения общего мира все, как они сами предполагают, повернутся против них, и тогда их власти придет конец. Вероятно, при этом прольется много крови. Если война будет продолжаться и Антанта после падения Константинополя начнет активные действия на востоке (что вполне вероятно), то все равно через какое-то время конец будет такой же.
Учитывая все это, я склоняюсь к мысли, что нам не следует выжидать, а надо вовремя порвать с ними, чтобы вероятное кровопролитие не поставили нам в вину.
К тому же большевики, видя наше теперешнее положение и приближение своего собственного конца, поставят все на последнюю карту революционизирование Германии. Пропаганда их официальных и неофициальных представителей принимает все больший размах. В последнее время у них очень тесные отношения с нашими "независимыми". Недавняя демонстрация на Унтер-ден-Линден, наверняка, связана с деятельностью русского посольства.
На восточном фронте происходят подстрекательские митинги, в Верхней Силезии началась забастовка, имеющая явно выраженный большевистский характер, само советское правительство почти неприкрыто призывает к революции. Разумеется, мы приняли все возможные контрмеры, но мне кажется, что лишь полный разрыв всех отношений с Россией может прервать идущие к нам нити.
Правда, разрыв отношений представляет серьезную опасность для жизни наших соотечественников в России и нанесет ущерб экономике. Поэтому генеральный консул в Москве считает, что необходимо одновременно начать военную интервенцию. Не знаю, как это можно сейчас сделать. Вряд ли можно говорить даже о временной оккупации Петербурга небольшим контингентом. Я хотел бы попросить Вас обсудить этот вопрос с ВГК и был бы весьма признателен, если бы Вы сообщили мне о результатах этого обсуждения, а также о своей собственной точке зрения. Я очень высоко ценю мнение Вашего превосходительства как великолепного знатока России.
Подписано: Зольф
Приложение 1
О. Чернин
Брест-Литовск
Оттокар Чернин занимал пост австро-венгерского министра иностранных дел с конца 1916 до апреля 1918 года. Перед назначением на этот пост он был австро-венгерским посланником в Румынии до вступления Румынии в войну на стороне Антанты. Факты, сообщаемые Черниным, не оставляют сомнения в том, что положение Австрии уже в 1917 г. было совершенно катастрофическим. Для внимательных наблюдателей это уже давно было ясно. Книга Чернина это убеждение вполне подтверждает.
Уже в апреле 1917 г. в записке (приведенной в книге), поданной императору Карлу и предназначавшейся также и для вручения императору Вильгельму, Чернин формулировал положение следующим образом:
Совершенно ясно, что наша военная мощь подходит к концу... Я указываю только на то, что сырье для изготовления военных материалов на исходе, что человеческий материал совершенно истощен, и прежде всего на гнетущее отчаяние, которым охвачены все слои населения вследствие недоедания и которое делает невозможным выносить дальше тяжесть военных страданий. Если я еще надеюсь, что нам удастся выдержать ближайшие месяцы и с успехом обороняться, то для меня все же вполне ясно, что возможность еще одной зимней кампании совершенно исключается, другими словами, в конце лета или осенью должен наступить конец.
Чернин далее указывает на опасность революции, которая должна вспыхнуть при продолжении войны, и обращает внимание на "изумительную легкость, с которой была низвергнута сильнейшая монархия в мире" (т.е. Россия). Он предостерегает против мнения, что в Германии и Австро-Венгрии монархические чувства пустили такие глубокие корни, что там подобная революция невозможна. Утверждать это, говорит Чернин, значит не понимать глубокого переворота, вызванного в настроении этой войной.
