— Вижу, что не рады, — сказала Фанни.
— Но, Феодосия Николаевна… — начал было Иван Павлович. Она прервала его:
— Никаких «но», Иван Павлович. И очень прошу вас называть меня Фанни, как вы и называли меня когда-то, и признать факт свершившимся. Я буду здесь жить…
— Но позвольте…
— Так сложились обстоятельства. Сюда направил меня, умирая, мой отец.
— Как, разве Николай Федорович умер?
— Полгода тому назад. Наш зимовник отобрали. Имущество я продала. Я приехала сюда с деньгами и буду жить самостоятельно. Мне от вас ничего не нужно.
— Но, Феодосия Николаевна…
— Фанни, — прервала она его.
— Но, Феодосия…
— Фанни! — еще строже крикнула девушка, и глаза ее метнули молнии.
— Как же вы будете жить здесь, чем и для чего?
— Вам этикетка нужна?
Она издевалась над ним, хотя он был лет на десять старше ее.
— Да, этикетка. И она нужна не для меня, а для вас.
— Какие у вас, у всех мужчин, всегда подлые мысли и зоологические понятия.
— Но, Феодосия Николаевна…
— Фанни! — уже с сердцем воскликнула девушка. — Я знаю ваше «но». Что скажет свет? А если бы приехала не молодая девушка, не ваша племянница…
— Троюродная. Седьмая вода на киселе, — вставил Иван Павлович.
— Пусть так. Это к делу не относится. Так, если бы приехала не племянница, а племянник, я полагаю, вы были бы даже рады. Он помогал бы вам в вашей работе.
— Он тогда должен был бы быть офицером. Да и то на Кольджате положен один офицер.
— Пускай так, но вы ищете золото и охотитесь.
— И вы хотите, что ли, искать золото и охотиться? — насмешливо спросил Иван Павлович.
— Что же тут смешного?
— Простите, Феодосия Николаевна.
— Фанни, — гневно крикнула она, но он не рискнул так ее назвать, да, пожалуй, и не хотел, боясь, что это невольно установит ту интимную близость, которой он так боялся.
— Долг гостеприимства обязывает меня принять вас. Милости просим. Казаков я устрою. А ваши вещи… Я думаю, до выяснения ваших намерений их можно будет оставить в двуколке.
— Очень любезно с вашей стороны. Но вы напрасно так беспокоитесь. У меня в вещах есть отличная английская палатка, мой калмык — потому что он со мной, кроме казаков вашего полка, которых мне против моей воли навязал ваш бригадный генерал, — ее мне расставит. Скажите, вон та горная речушка и есть граница России и Китая?
— Да.
— Значит, по ту сторону, в ста шагах отсюда, китайская земля?
— Совершенно верно.
— Я думаю, что его величество китайский богдыхан ничего не будет иметь против, если Фанни Полякова воспользуется его гостеприимством?
— Я этого не допущу. У нас есть комната для приезжающих, и вы можете пока в ней устроиться. Запевалов! — крикнул Иван Павлович своему денщику и, когда тот явился, приказал ему согреть чай и приготовить что-либо на закуску. — Пока он готовит нам, я проведу вас в вашу комнату.
Казаки и калмык начали разгружать повозку и вносить ящики и сундуки в комнату для приезжающих. Запевалов подал ей воду для умывания, а в это время Иван Павлович гневно ходил взад и вперед по веранде и думал неотвязную думу: «Вот принесла нелегкая!.. Племянница, черт ее подери! Она такая же мне племянница, как чертяка батька. Вместе детьми играли!» Это правда, когда-то он из корпуса на вакации ездил в Задонские степи на зимовник Полякова, но он даже и не помнил, чтобы там была девочка. Да и мог ли он ее помнить, когда ей было тогда 5 лет. «Не было печали! Прощай теперь и охота, и поиски в горах за золотом, и экспедиции в таинственные пади к таким ущельям и водопадам, где никогда нога европейца не бывала! Нет, надо объясниться и дать ей понять всю неуместность и невозможность ее пребывания в Кольджате».
