Возвратившись из Меджингерта в Сарыкамыш, я через несколько времени узнал, какую сделал оплошность, приняв на веру ручательство за безопасность посещения государем передовых войск в сарыкамышском направлении: оказалось, что штаб турецкой армии, с Энвер-пашою во главе, находился на высотах — так близко от ущелья, по которому пролегал путь Его Величества, Что направление следования было видно с турецких аванпостов. Благополучный исход этого выезда можно приписать только счастливой случайности, так как туркам в голову не могло прийти, что в одном из появившихся на дороге автомобилей следовал русский «белый царь».
Кроме того, как потом узналось со слов пленных, вблизи шоссе скрывались в дикой гористой местности курды и турецкие передовые части, производившие при участии германских офицеров рекогносцировку местности на путях к Сарыкамышу.
Когда государь, покидая Меджингерт, сел в автомобиль, генералы, офицеры и казаки кинулись провожать Его Величество; поднялась лихая скачка по сторонам царского пути, пролегавшего по каменистому неровному грунту. Проявление теплых чувств к Его Величеству со стороны народонаселения Кавказа сразу парализовало мечты турок о том, что мусульманское население станет на сторону нашего врага и что в горных областях начнутся волнения, мятежи, беспорядки.
Перед отбытием с Кавказа Его Величество послал наместнику следующую телеграмму:
«Покидая пределы Кавказа, я уношу самые добрые впечатления о войсках и светлые воспоминания о горячем проявлении преданности и любви всеми слоями населения. Сердечно благодарю Вас, граф Илларион Иванович, и прошу передать мою благодарность доблестной кавказской армии, начальствующим лицам и разноплеменным народностям вверенного Вам округа.
Николай».
Телеграмма эта с восторгом передавалась из уст в уста в самых отдаленных саклях и аулах. Милостивое внимание Его Величества порадовало многочисленных почитателей графа Воронцова-Дашкова, в числе которых был и я: работая под руководством графа в Красном Кресте во время японской войны, я сохранил о нем воспоминание как о настоящем русском вельможе в лучшем смысле этого слова, притом искренно преданного царю и Родине. Этот мудрый государственный человек сумел установить самые добрые отношения с разноплеменными народами Кавказа, распри и столкновения которых значительно сгладились за время его пребывания у власти.
Весть о предполагаемом посещении государем Новочеркасска прокатилась по всему округу еще за несколько дней до прибытия Его Величества; из самых дальних станиц съехались депутаты от народонаселения, которое, бросив свои домашние дела, массами шло навстречу своему монарху... И встретил царя Тихий Дон тепло, задушевно и искренно... Всюду, где только пришлось побывать государю, чувствовалась неподдельная радость и доброе расположение. На следующий день — тезоименитства государя императора — в Воронеж прибыла государыня с великими княжнами Ольгой и Татьяной. В Благовещенском соборе царская семья поклонилась мощам святителя и чудотворца Митрофана Воронежского.
По дороге в Москву Их Величества посетили в Тамбове статс-даму А. Н. Нарышкину, урожденную Чичерину, тетку знаменитого комиссара по иностранным делам СССР, до революции сидевшего по тюрьмам, а после революции жавшего руки королям Европы. (Эта родственница важного кремлевского деятеля умерла от разрыва сердца на телеге по дороге к месту назначенного ей расстрела, от которого не спасло ее и высокое положение племянника.)
В Москву министр двора привез августейших детей — наследника цесаревича и великих княжон Марию Николаевну и Анастасию Николаевну. Таким образом вся царская семья оказалась в сборе. Пробыв в Москве четыре дня, императрица уехала с детьми в Царское Село, а государь проехал на пять дней в действующую армию. В этот период времени он посетил Ставку, а в Гарволине, Новоминске и Седлеце остатки гвардии, понесшей за пять месяцев беспрерывных походов и кровавых столкновений громаднейшие потери как офицерами, так и нижними чинами. Не было боевого столкновения, на которое не считалось бы необходимым направлять гвардейские части. Такое систематическое истребление кадров гвардии начинало внушать некоторые сомнения в целесообразности подобных распоряжений для успеха нашего ратного дела.
