Ших-Алей, прибыв в Москву, испытал гнев Ивана Васильевича, но когда рассказал ему правду об измене Чапкуна, то государь простил его и одарил подарками, благодаря за верную службу.
Казанцы же в поисках нового для себя царя обратились в Ногайскую Орду и привезли оттуда Едигера Кызым-султана.
Воскресным днем 17 июня 1552 года государь Иван Васильевич выступил с многочисленным войском во второй поход на Казань. 49 дней тяжелые пушки и стенобитные орудия с близкого расстояния расстреливали крепостные стены. Перед тем Грозный многократно обращался с письмами к татарам, увещевая их прекратить кровопролитное сопротивление и мирным образом договориться о дальнейшей жизни, но «они разные богохульные, досадные и огорчительные ответы присылали и, чиня набеги из города и из лесов, старались всякий вред и пакости делать».
Царь Иван Васильевич повелел соорудить высокую башню, повыше крепостных стен, поставить на нее крупные пушки и стрелять по жилищам казанцев. Он также приказал сделать под стеной возле главных ворот большой подкоп и заложить в него десятки мешков пороха. Когда подкоп был готов, царь приказал выстроить войско для штурма, а сам вошел в походную церковь и стал молиться. В те же минуты воеводы дали взрывникам команду, те подожгли пороховую дорожку, ведущую к подкопу. Чудовищной силы взрыв с грохотом поднял часть крепостной стены и бросил ее в ров. Русские войска со всех сторон устремились в широкий пролом и быстро овладели городом. Переодетый в платье простого воина казанский царь Едигер пытался спрятаться, но его поймали и привели к царю Ивану Васильевичу, который на радостях победы пожаловал ему жизнь.
Казанское царство на этот раз пало окончательно, став впоследствии губернией российского государства.
Летом следующего года Иван Грозный покорил Астраханское ханство, основанное на земле, также издревле русским князьям принадлежащей. Именно эта принадлежность документально подтверждена Рычковым в книге «Введение к Астраханской топографии». Сделать выводы ему помогли многие архивные документы, а также «Скифская летопись» Лылова, летописи Нестора, сочинения Татищева.
Перечитывая Казанскую и Астраханскую истории, известный в прошлом веке академик П. И. Пекарский, высоко ценя эти труды Рычкова, сделал, однако, и критические замечания. В «Опыте Казанской истории», по его мнению, Рычкову подчас не хватало «ученых приемов» в изложении богатейшего материала, который он перерабатывал, «не делая различия между первоначальными источниками и вспомогательными».
Но, как говорит Плиний, всякая история, даже и неискусно написанная, бывает приятна, тем более отечественная. Да ведь и сам Рычков в предисловии к «Опыту Казанской истории» смиренно признавался, что этот его труд вовсе не образец, что «несовершенства и неисправности его подадут повод искуснейшим, откуда и чем его дополнить и исправить надобно».
В этой книге Рычков впервые в мировой литературе представил родословную более двадцати основных татаро-монгольских ханов, дал каждому четкую характеристику, внес ясность в запутанный европейскими учеными вопрос о происхождении татар и об этническом составе их.
В начале 1776 года Рычков, несмотря на нездоровье, берется за грандиозную работу. На потребу общества он решил создать историко-географический словарь «Лексикон», в котором подробнейше представить все населенные пункты, расположенные в пределах новой России — Оренбургской губернии и на большей части Казахстана и Средней Азии, описать историю, физико-географические приметы каждого города и селения, «чтобы ни едино жительство и обстоятельство, примечания достойное, упущено в нем не было».
В таком словаре нуждались ученые, путешественники, сенаторы, военачальники, губернаторы, торговые люди, простой народ… Придворный сановник, генерал-прокурор князь Александр Алексеевич Вяземский, узнав о замысле Рычкова, ободрил его письмом и заинтересованно стал ждать результата начатого полезнейшего для государства дела. И хотя Рычков согласовал проспект своего нового сочинения с Рейнсдорпом, прося у него помощи в добывании информации о хозяйственно-экономической жизни губернии, в Оренбурге нашлось немало противников доброму начинанию ученого.
