Играл духовой оркестр...

© Издательство «Молодая гвардия», 1972 г.

Укутанная по самый нос шубой и шалью, Нюша сидела на скамейке крыльца и глядела перед собой на слякотную улицу.

«Октябрь-грязник ни колеса́, ни по́лоза не любит… Вона с берез лист не чисто опал — строгая зима будет. А нонешней мокрети, поди, и конца нету…»

В унылых картинах осени Нюша выискивала и находила всякие приметы того, что впереди для нее, старухи, мало хорошего: опять ненастье, долгие зимние ночи, бессонница, холода.

В ее теле все меньше оставалось тепла, кровь не грела, шуба не спасала, и все близилось к концу — скоро помирать.

Нюша зябко поежилась. Помирать, так уж летом: кругом зелено, солнышко играет, земля теплая, добрая. Да и могилку выкопать легче. А зимой поди-ка… Сколько хлопот.

Пуще всего опасалась Нюша причинить кому-то хлопоты, на старости лет стать для людей обузой… Всю жизнь провела она в круговерти материнских забот и тревог да в работе на совхозной ферме. Теперь она на пенсии, живет у замужней дочери Кати. Отписала ей этот просторный бревенчатый дом, отдала и свои скромные денежные припасы:

— На что они мне, Кать? Мне бы только хлебца да теплый угол. А помру, чай, похороните…

— О чем разговор!? Схороним самым лучшим образом, — растроганно заверил зять Михаил. Он крепко тогда выпил, шалея от удачи: совсем даром досталась такая хоромина!

Захмелев, Михаил обнимал Нюшу за плечи, целовал в рыхлые щеки:

— Как отблагодарить тебя, мам? Чем?

— Живите с Катей дружнее. Вот и благодарность. Не обижай ее. Одна она у меня осталась, — просила и наставляла Нюша, а в груди у нее гнездилась тихая радость: все-то хорошо да благодарно складывается.

Как-то она захворала, донял кашель. Особенно по ночам, вот и колотит, и колотит злодей, сама глаз не сомкнет и детям мешает. Однажды утром зять сказал ей:

— В спальне-то тебе свежо, мам. А? Вон как до́хаешь… Может, на полати перейдешь? Там теплее…

— Не канителиться бы, Миша… От старости одно зелье — могила, — отмахнулась Нюша.

— А ты попробуй. Катя тебе постель там приготовила.

Стала спать в прихожей, на полатях. Как выздоровела, хотела было вернуться в свою спальню, да место оказалось занятым. Марийка, внучка, прежде диваном обходилась. А теперь вон какая выросла! Невеста. Как ей без своей-то спальни?..

В последнее время у Нюши совсем ослабли глаза и руки. Теперь она в основном только и делала, что сидела у натопленной печи в теплых валенках и пуховой шали — будь то зима или лето, — смотрела на улицу, иногда выходила во двор подышать свежестью или найти себе там какую-нибудь посильную работу. Она благодарила судьбу за то, что ноги пока еще носят ее по земле, и в доме она не совсем бесполезный человек, кое-что она еще может: цыплят скликать и накормить, двор подмести, гусиный выводок на лужайке постеречь.

А недавно затеяла вязание белого свитера. В подарок Марийке. Связать такой свитер было когда-то привычным делом для Нюши, теперь ей это стоило немалого труда. Даже в очках она плохо видела петли. И хотя вязка простая, чулочная, все-таки строго придерживайся выкройки, лишь верный глаз и ловкие руки сумеют вывязать пройму и вытачку.

Об этой своей задаче Нюша думала без тяжести, наоборот, даже с радостью. Ради внучки она не жалела ничего. Славная, ласковая Марийка. С ней, порой, только и отведешь душу в разговоре. Кате-то вроде бы все некогда: кружится то на птицеферме, то по дому. Да и о чем ей говорить с матерью? Главное соблюдено, мать не может обидеться: есть-пить ей дают, в тепле посиживает. А что еще старухе надо?

Зять Михаил тоже целодневно дома не бывает: носится на мотоцикле от фермы к ферме. Зоотехник он, приезжает поздно. Если три-четыре слова скажет Нюше за всю неделю, так это еще хорошо.

Иное дело — Марийка. Черноглазая, веселая егоза, молодость да радость так и прут из нее. Влетит в избу — и сразу смех, звон, сразу потолок выше, окна светлее… «Бабушка, посмотри! Бабушка, послушай! Бабушка…»

— Бабушка, ты спишь, что ли? Бабушка, так и застынуть можно, — звонкий голос, прозвучавший над ухом, вырвал Нюшу из дремотного забытья, она приоткрыла глаза и увидела перед собой румяное лицо Марийки.