Единственное, что она сделала, это описала убористым почерком на английском языке, все, что произошло с ними, от самой первой встречи ее мужа с Юрием Андроповым и до настоящего горестного времени. И попросила помочь. На почтовом конверте надписала адрес самой близкой в те годы ее индийской подруги.
Два месяца она носила конверт всегда с собой, рассчитывая на случайную встречу. И вот однажды в магазине-распределителе, толкая свою тележку, полную еды для оставшихся в живых клоников, она поравнялась в узком проходе между полок со своей недавней местной подругой. Не проронив ни слова, не поднимая глаз под камерами видео наблюдения, она просто скинула свой конверт в ее тележку, рассчитывая на чудо.
Прошел еще один томительный год. И вдруг ее вызвал к себе сам комендант наукограда.
– Вы завтра уезжаете. С детьми. Из вещей взять только смену белья. Никакой теплой одежды. До оборудования лаборатории пальцем не дотрагиваться! На выезде всех обыщут. Быть готовым к утру.
– Где мой муж? – вскрикнула она.
Но тот не удостоил ее ответом.
Следующим утром ее с детьми привезли в аэропорт. Первую, кого она увидела, была дама в индийском шелковом сари. Даже тридцать лет спустя она сразу узнала в ней ту, которой написала письмо. Они кинулись друг другу в объятия и разрыдались.
Через минуту в отведенной для их встречи комнате появились еще двое. Третий, не выдержав условий заключения, умер еще год назад. Это были сильно изменившиеся Седов и жена его верного сотрудника, погибшего в застенке. Эти двое совсем не понимали, что здесь происходит и, только увидав детей-клоников, почувствовали, что худшее для них позади.
Через час все они вылетели рейсом Пхеньян – Пекин – Дели. Индийские друзья сумели обменять их на несколько мутных фотоснимков чертежей центрифуги для обогащения урана, нужного для изготовления национальной атомной бомбы. Не своих, конечно, чертежей, а переснятых когда-то их разведкой в соседнем враждебном Пакистане.
На другой день после похорон я ранним утром поехал в головной офис партии ленинцев, намереваясь поговорить лично с генсеком. Или он лично сам введет меня в курс дела и объяснит, как понимать этот непрекращающийся парад двойников, четко определит мои функции, – либо я увольняюсь. Поехал я туда, где был в первый раз, и откуда вывозили бедного Сережу, и где, как я понимал, смогу увидеть генсека.
Я поднялся на лифте и подошел к двери. Странно, но теперь тут не было дружинников с повязками, теперь тут стоял охранник в черной шелковой рубашке, один из тех четверых, что были вчера на похоронах. Но у меня был уже временный пропуск, и я без вопросов с его стороны прошел сразу внутрь.
Как ни странно, даже в девять часов офис был пуст – не было никого из сотрудников. «Сегодня они что-то припозднились, – подумал я. – Но после поминок это извинительно». Я сел в кресло и развернул газету «Правда», издаваемую коммунистической партией почти уже сто лет.
Через полчаса я услыхал за своей спиной, у входных дверей, шаги и тихие разговоры. «Наконец-то» – подумал я. Но я не повернулся и не отложил газету, даже когда тяжелые шаги нескольких человек проследовали в комнату, где я сидел: мне некого было тут приветствовать вставанием.
Тяжелые шаги проследовали за спинку моего кресла, тогда я попытался повернуться, но было уже поздно. Тяжелая мощная рука сзади грубо легла на мою шею и придавила ее к спинке кресла. Я вскинул, было, свои ноги вверх, выкручиваясь, но эта же рука вдавила, как в наказание, мою шею еще глубже, и я захрипел.
– Успокойся. Сначала поговорим, – сказал голос впереди меня. Я поднял вверх и скосил вбок глаза.
Это был вчерашний жилистый, которого я уронил затылком под гроб, с каменным болезненным лицом. Неожиданно он захватил обе моих руки и защелкнул на запястьях наручники.
– Вставай. – Он рванул меня за цепочку наручников вперед и вверх, а тяжелая рука сзади освободила мне шею. – Вперед!
Сзади меня грубо толкнули в спину, и мне ничего не оставалось, как шагнуть вперед. Я обернулся: это был вчерашний «боров», ростом на полголовы выше меня и тяжелее на пару центнеров. В спину толкнули еще, и я прошел в следующую дверь, в комнату с гипсовым бюстом Ленина и красными знаменами. Но и тут мы не остановились, грубая тяжелая рука толкала в спину дальше, и мы очутились за следующей дверью, где лежал недавно на сдвинутых столах бедный Сережа.
