Через три года у них на лужайке во дворе лаборатории резвилась и счастливо щебетала почти дюжина маленьких клоников, все вылитые легендарные революционеры. Но некоторые беременности в стеклянных аппаратах пришлось искусственно прервать: их генетический материал оказался дефектным из-за ненадлежащего хранения, и мог привести только к уродствам.
Но Седовы, не смотря на это, были счастливы как никогда. Не имевшие своих детей, и всегда мечтавшие о них, они получили, – или даже уместно сказать, – наплодили их почти с десяток. Все клоники звали их только мамой и папой. Это было настоящее, редко встречающееся, счастье.
Кошмар начался, как только неожиданно умер маленький Мао Цзэдун. Еще утром он радостно бегал вместе со всеми по лужайке, а вечером его бездыханное тело уже лежало на лабораторном столе. У всех его новых местных сотрудников и сотрудниц в глазах теперь светилась не радость, а застыл нескрываемый ужас. И действительно, уже рано утром их всех разбудила сирена подъехавшей кавалькады черных автомобилей. Это приехал второй, после президента, человек в этой стране, куратор их проекта. Седов виделся с ним не реже раза в квартал, и даже считал своим другом. Но теперь тот прошел со свитой в лабораторную комнату, где лежал маленький покойник, даже не взглянув на Седова.
Началось следствие. Допросы длились неделю. Все лабораторные журналы были изъяты и отправлены в главное управление, для перевода на родной язык и изучения. Казалось бы, если ученый академик сам силился и не мог понять причину смерти бедного клоника, то что могли установить люди в погонах. Но они-то ее скоро и нашли, и совершенно точную: Мао Цзэдуна убили молоком.
Клоник маленького Мао Цзэдуна был, естественно, китайцем. А организм китайцев не переносит молока. У них просто нет гена, ответственного за выработку одного лишь фермента – лактозы. Но только лактоза может расщеплять молочный сахар. Поэтому у нормального китайца, особенно из южных провинций, молоко вызывает лишь инстинктивное отвращение. Но маленького безропотного клоника поили молоком насильно, всю его укороченную вдвое жизнь.
Эта была непростительная ошибка ученого. И очень грубая. Но как коммунист, воспитанный с молодых ногтей на марксистско-ленинской доктрине о равенстве всех, без исключения, рас, он не мог себе даже представить, что кроме цвета кожи, у людей на разных континентах могут быть еще отличия и в животе.
Седова признали виновным по статье «Халатность, повлекшая за собой смерть одного или более лиц…». Эта статья была еще не самой страшной для этого серьезного политического преступления. Вместе с ним угодили за решетку и оба приехавших с ним соотечественника. О судьбе прочих сотрудников, трудолюбивых как пчелы, он никогда впоследствии не узнал.
Единственная, кто осталась на свободе, была супруга ученого. Ее тоже осудили, но условно. И только потому, чтобы кому-то было присматривать за подрастающей детворой. Интерес к этому проекту, после смерти маленького веселого китайца, сразу сменился у хозяев полным равнодушием, а затем и холодом. В наукограде властей интересовали теперь только отечественная атомная бомба и ракета.
Это совпало по времени с коллапсом Советского Союза. Из радионовостей из Москвы, прорывавшихся сквозь мощные в наукограде глушилки, супруга ученого узнавала совершенно неправдоподобные вещи. Страна, которой они гордились и верно служили, прекратила существовать. На территорию, которую она раньше занимала, на одну шестую мировой суши, повсеместно распространилась капиталистическая чума. Ни о какой помощи оттуда ждать теперь не приходилось.
Беда никогда не приходит одна. Вдруг ни с того, ни с сего, лишенные теперь надлежащего ухода, клоники начали болеть и тихо угасать. Умерли Маяковский, Свердлов, Дзержинский, Крупская. У них не было имен, их всегда звали по фамилии, еще с младенчества. Понять причину и спасти оставшихся в живых мог только муж, от которого она не получала весточки уже год. И тогда она принялась действовать самостоятельно.
В конце пятидесятых годов они с мужем жили два года в Индии. Муж читал лекции в открывшемся недавно институте под тогдашним Бомбеем, по линии помощи странам, освободившемся от колонизаторов. Она же в том институте на общественных началах обучала индийцев русскому языку. Поэтому у них с мужем было множество знакомых в Индии, в основном, коммунистов, которые теперь после стольких лет занимали важные посты. Трудность заключалась в том, как связаться с ними. Их наукоград был обнесен несколькими рядами колючей проволоки с минами и самострелами между ними. Но внутри колючей проволоки у нее было немало друзей, чьи дети еще недавно резвились на лужайке с ее детворой. Теперь они сторонились ее на людях, но явно сочувствовали ее доле. Видела она их только издали, в закрытом магазине-распределителе.
