Вскоре конкретная деятельность великорусского политического центра дала вполне четкий и недвусмысленный ответ на вопросы, вставшие перед польскими политическими деятелями. Уже на исходе XV в. русское правительство выступило на международной арене с четкой, программой переустройства Восточной Европы.
Если выдвинутые польскими и литовскими феодалами: программы политического переустройства Восточной Европы складывались в обстановке польской и литовский феодальной экспансии на восток и в известной мере служили закреплению уже достигнутых результатов, то политическая программа великорусского политического) центра, с одной стороны, была целиком обращена в будущее, а с другой стороны, ее истоки были связаны с весьма древними слоями русской истории. Корни великорусской политической программы следует искать уже; в домонгольской владимирской традиции, где понятие О) этническом и культурном единстве древнерусской народности сочеталось с представлением о необходимости политического единства «Русской земли», что должны были; осуществить владимиро-суздальские князья[23].
Анализ летописных сводов, возникавших на территории Великороссии в XIV–XV вв., проделанный дореволюционными и советскими исследователями летописания[24], показывает, что на русском Северо-Востоке прочно сохранялось представление о единстве всей «Русской земли»[25], о главенствующей роли в ней Владимирского (затем Московского) центра и резко осуждались захваты отдельных русских княжеств иноземными правителями[26].
В условиях, когда сама Великороссия была политически раздробленной, не было возможности подкрепить это осуждение такими конкретными действиями, которые могли бы положить конец польской и литовской феодальной экспансии. Следует отметить, однако, что по мере того как объединение русских земель вокруг Москвы стало вступать в свою заключительную стадию, в русском обществе начал расти интерес к историческим судьбам тех частей «Русской земли», которые находились под иноземным господством. Резкое увеличение материала по истории южной Руси в составе древнерусских сводов второй половины XV в., как показал А. Н. Насонов, было связано «с новой политической ситуацией», складывавшейся после объединения Великороссии, «с открывавшимися перспективами борьбы за возвращение западных и юго-западных земель»[27].
Объединение большей части великорусских земель вокруг Москвы дало возможность великорусскому государственному центру уже в начале 90-х годов XV в. поставить вопрос о воссоединении украинских и белорусских земель как конкретную политическую задачу. Об этом говорят такие факты, как принятие Иваном III официального титула великого князя «всея Руси»[28] и внесение в текст русско-австрийского договора 1490 г. обязательства австрийской стороны оказывать помощь Ивану III, когда он начнет борьбу за включение в состав Русского государства княжества Киевского, которое «за собою дръжит Казимир, король польский и его дети, нашего государства руских земль»[29]. В результате последовавших на рубеже XV–XVI вв. русско-литовских войн в состав Русского государства вошли значительная часть Смоленщины и большая часть Левобережной Украины. При этом в борьбе за воссоединение этих территорий русское правительство активно поддерживала значительная часть местных феодалов, не говоря уже о других группах населения.
По-видимому, под воздействием этих успехов русское правительство приняло решение публично заявить на международной арене, что главной задачей его политики в Восточной Европе является объединение под властью московских великих князей всей государственной территории древнерусской народности. На мирных переговорах 1503 и 1504 г. русские дипломаты заявили, что не может быть подписан «вечный мир» с Великим княжеством, пока под властью литовских князей остаются русские земли, «отчина» предков русского государя. «Ано не то одно наша отчина, — заявляли русские представители от имени Ивана III, — кои городы и волости ныне за нами: и вся Русская земля, Киев и Смоленеск и иные городы… з божьего волею, из старины, от наших прародителей наша отчина»
