Рассказывали в деревнях, что будто бы дед Шилко за долгую свою жизнь бессчетное множество половецких набегов пересидел у околицы. Под конец и половцы его признавать стали: проезжая мимо, махали деду волчьими шапками. Но смерть принял дед Шилко все-таки от половцев: напоили они старика насильно бесовским своим напитком — кумысом, оскоромили. Побрел Шилко на старости лет, во искупление греха своего невольного, в град Зарайск, к чудотворному образу Николину. Дойти-то дошел, отмолил грехи, но на обратном пути помер…
Нынче и стариков не осталось в деревнях — мертво, как на погосте. Будто через пустыню шло рязанское войско. Только волки тенями скользили по дальним курганам, чуяли добычу, да воронье провожало зловещим карканьем.
Князь Юрий Игоревич вел полки осторожно, высылая далеко вперед конные станицы. Всем воинам было велено идти в доспехах, копья и боевые топоры на сани не складывать, тетивы луков держать за пазухой, в тепле, чтобы не одеревенели на морозе.
Сам князь ехал с большим полком. Слева и справа, по боковым дорогам, двигались пронский и муромский полки со своими князьями, а позади — засадный полк Романа Ингоревича, племянника рязанского князя. Такой походный строй был привычен для Руси. Так ходили в походы предки.
Всю воинскую силу Рязанской земли вывел в поле князь Юрий Игоревич. Ровными рядами ехала за ним дружинная конница, нарядные всадники в островерхих русских шлемах, с продолговатыми красными щитами, с длинными боевыми копьями. Не на сотни шел счет дружинникам, как во время прошлых походов, — на тысячи.
За дружиной — конные же боярские отряды, каждый со своим стягом.
Тяжело топотало пешее городовое ополчение, тоже со щитами и копьями, в сапогах и нагольных полушубках, кое-кто даже в кольчугах — богатыми были рязанские города, и торговые люди в них — тоже не бедные, справили для безопасности в бою дорогие доспехи.
А позади всех, визжа мерзлыми лапотками, помахивая топориками и рогатинками, валила земская, мужицкая рать, смерды-пахари. И в походе, и в пиру, и в добыче смерды всегда позади. Но в битвах не раз случалось, что ставили воеводы мужицкую бездоспешную рать вместо передового полка, выжидая, пока увязнут в мужицких телах вражеские мечи, и только тогда бросали вперед княжеские и боярские конные дружины — добывать победу и славу. Издавна так повелось в княжеской Руси, со времен «Русской правды»: смерд дешев, не в пример дешевле благородного мужа-дружинника. Пять серебряных гривен — цена смерду, а княжому мужу — сорок гривен…
Войско, приближаясь к рубежу, умножалось на глазах.
Нахлестывая коней, догоняли войско припоздавшие боярские дружины из дальних волостей.
Из оврагов выползали прятавшиеся до поры смерды, молча пристраивались к пешей рати.
Юрий Игоревич то и дело съезжал на обочину, придирчиво разглядывал проходившие мимо полки. Было от чего и радоваться, и огорчаться.
Воины шли твердо, уверенно. Лица их были суровы, руки крепко сжимали древки копий. Длинные волосы выбились из-под островерхих шлемов, бороды заиндевели. Пронзительно скрипел под сапогами снег. Час за часом шагала пешая рать, но отставших не было. В едином строю, единым порывом — навстречу неведомому врагу…
Проезжала конница, звеня наборными уздечками. Прямые русские мечи, тяжелые медные булавы, тугие луки, мел ко кольчатые доспехи… Это — дружина, сила и надежда князя, разящее острие войска…
Но мало, слишком мало опытных воинов, дружинников и ратников кованой рати! Ополченцы же, смерды и посадские люди, к бою непривычны. Да и какое у них оружие? Топор да рогатинка, да копье простое, да лук охотничий. Трудно выстоять, если не все воины обучены ратному делу, если не у всех доспехи и дружинное оружие. Одно слово — ополчение…
Но другого войска у рязанского князя не было… Ни Чернигов, ни стольный Владимир не прислали подмоги. Да и не смогли бы прислать, если б даже захотели — времени не было…
Рязанские полки не успели дойти до рубежа — прискакал гонец из сторожевой станицы, передал весть о приближении татар.
— Далеко ли? — спросил Юрий Игоревич.
— Верст с восемь было. Теперь меньше. Идут споро, в великой силе…
