Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции - страница 132
Леонтьев полагал, что подлинная судьба России состоит не в том, чтобы соединяться с предполагаемыми славянскими братьями, а в восстановлении византийского идеала империи, сочетающего в себе Восток и Запад, хотя ее строго самодержавный политический строй сделает ее более восточной по своему духу. В конце концов, предупреждал он, «никакое польское восстание, и никакая пугачевщина не могут повредить России так, как могла бы ей повредить, очень мирная, очень законная демократическая конституция»950. Великая Россия со столицей в Царьграде станет «более петербургской культурна, т. е. более своеобразна; она менее рациональна и менее утилитарна, т. е. менее революционна»951. Это новое государство может прекрасно включить в себя других славян, но оно должно также объединить и многие азиатские народы, в том числе турок, индийцев и тибетцев, тем самым сохраняя свой фундаментальный восточный характер.
Начало XX в. стало для многих русских периодом неопределенности в отношении к западному миру. Внешне, особенно в крупных городах, казалось, что империя становится все более и более европейской. Железные дороги, заводы, телеграф, массовые тиражи газет – все говорило о наступлении новой эпохи. Вестернизация порождала проблемы не только тем, что бросала вызов прежнему порядку, но и тем, что, казалось, подчеркивала отсталость России от таких современных промышленных гигантов, как Великобритания и Германия. Но если на Запад Россия смотрела с позиции относительной слабости, то на Восток она могла взирать с ощущением уверенности и силы.
По мере того как XIX в. приближался к концу, император Николай II проявлял все больше интереса к тихоокеанским рубежам империи. Еще в начале 1890-х гг. его отец император Александр III приказал начать строительство железной дороги через всю Сибирь, чтобы связать Санкт-Петербург с дальневосточными территориями. В конце десятилетия дипломаты Николая II вели переговоры о заключении тайного союзнического договора с Китаем в дополнение к аренде земли и масштабным экономическим привилегиям в Маньчжурии. На заре XX в. многим жителям России казалось, что судьба России решается в Азии. Вторя Леонтьеву, некоторые влиятельные политические авторы, так называемые восточники, даже стали утверждать, что Россия по самой своей сути скорее восточное государство, а не западное.
Одним из наиболее последовательных сторонников азианизма являлся князь Эспер Ухтомский, газетный издатель и поэт. Близкий к императору князь сопровождал Николая, находившегося еще в статусе наследника, в его большой восточной поездке 1890– 1891 гг. Ухтомский оказывал большое влияние на Николая в первые годы его правления. И на страницах своей ежедневной газеты «Санкт-Петербургские ведомости» он без устали защищал идеи азианизма952.
Князь в еще большей мере, чем Леонтьев, был убежден в родстве России и Азии: «Запад… лишь тускло отражается на нашей жизненной поверхности, все под нею и в недрах народного быта проникнуто и дымит глубоко восточным умозрениями и верованиями»953. Ухтомский объясняет, что, подобно азиатам, русские больше полагаются на веру, чем на разум: «Для нас… [как] и для Азии, основу жизни составляет вера»954.
Идеи азианизма потеряли влияние на петербургских политиков после поражения от Японии. Сторонники скифства во главе с Ивановым-Разумником и поэтами Серебряного века также чувствовавшие сильную привязанность к Востоку, погибли в условиях жесткого большевистского контроля над литературой уже в начале 1920-х гг. В эмиграции многие из этих идеологических течений были возрождены «евразийцами», но с одним принципиальным отличием. Евразийцы не столько подчеркивали восточную природу России, сколько говорили, что ни Азия, ни Европа не властны над ней, а ее государственность – это их сочетание. И все-таки многие принципы евразийцев – отрицание материализма, приверженность самодержавию, подчеркнутая духовность – очевидным образом предполагали отрицание влияния Запада955.
Базировавшиеся в Праге евразийцы как течение появились на свет в 1921 г. после публикации сборника статей «Исход к Востоку»
