Стоял сплошной грохот разрывов. Танки спасало то, что «стопятки» вели огонь издалека. Снаряды рассеивались, теряя точность.
Поначалу эта стрельба была таким же психологическим ходом, как и налет двух штурмовиков. Внести панику, заставить русские танки искать более надежные укрытия. Попасть навесным огнем с километрового расстояния в замаскированный танк не просто. Зато сильные взрывы должны были подействовать на нервы противника.
Постепенно пристреливаясь, выдвинув вперед наиболее опытных корректировщиков, дивизион посылал снаряды все более точно.
Основной целью немецких артиллеристов были КВ-1 и КВ-2, но нащупать хорошо замаскированные тяжелые танки было не просто. Большинство снарядов летели, не находя своей цели. Но вскоре бригада начала нести потери.
Близкое попадание разворотило легкий Т-26. Самый массовый в предвоенное время танк, выпускаемый в Ленинграде на заводе «Большевик» с 1931 года, имел сильную для того времени пушку, но слабую броню.
105-миллиметровый фугас разорвал гусеницу, вывернул несколько колес и проломил броню. Из трех человек экипажа двое успели выскочить и, поддерживая друг друга, добрались до укрытия.
Вспыхнул бензин. Сдетонировали снаряды, находившиеся в башне, сорвав ее с погона. Затем рванул основной боезапас. В разные стороны разлетались смятые куски металла, сплющенные гильзы, кувыркнулась и упала рядом с машиной башня.
– Накрылась наша «бэтэшка», – проговорил механик. – А нам повезло…
– Дальше некуда, – мрачно отозвался лейтенант, командир танка, доставая на всякий случай «наган». Немцев можно было ожидать с любой стороны, а сдаваться в плен живым лейтенант не собирался.
Над головой с воем пронесся очередной фугас и взорвался шагах в двадцати.
Оба танкиста прижались к земле, а когда снова огляделись, увидели выползающие из капониров машины. Впереди, набирая скорость, шли КВ-1 с пехотой на броне.
Начштаба бригады Воронин дал приказ наступать после того, как вслед за БТ-26 была подбита «тридцатьчетверка». Ранее во время налета «Хеншелей» от взрыва авиабомбы получил повреждения еще один Т-26.
Он понял, что, разглядев тяжелые танки, немцы не рискнули продолжить танковую атаку, а решили выбить машины огнем 105-миллиметровых гаубиц. Оставаться на месте значило нести новые потери. Кроме того, в любую минуту можно было ждать налета вражеской авиации.
Выход оставался один – атаковать самим. От машины к машине бегали связные: по сигналу зеленой ракеты тяжелым танкам и «тридцатьчетверкам» предстояло начать атаку. Легкие БТ-7 и Т-26 пойдут, приотстав от машин с более мощной броней.
Это был не лучший выход – смешаются роты и взводы. Но и пускать в лоб на немецкие «панцеры» легкие БТ и Т-26 означало угробить эти верткие машины с тонкой броней.
Танки, набрав скорость, вышли из зоны гаубичного обстрела. Командир второй роты Линько шел следом за лейтенантом Ерофеевым. Было жутко отсиживаться в капонире и ждать, когда в тебя врежется пудовый фугас.
Гаубичные снаряды идут по наклонной траектории. Удар может последовать в крышу (хуже того – в люк), где броня тоньше и вряд ли выдержит. Линько представил, как снаряд взорвется в башне – стало не по себе. Пятнадцать килограммов металла и взрывчатки превратят экипаж в месиво, не уцелеет никто.
– Чего мы здесь выжидаем! – не выдержал Линько. – Фугаса сверху? Дождемся!
Трудно осуждать капитана, имеющего семью, троих детей, сидящего в бездействии под артобстрелом. Самое тяжелое на войне – отсиживаться под огнем в бездействии. «Свой» снаряд не услышишь. Не успеешь. Он прилетит бесшумно и разнесет тебя.
Поэтому невольно прислушиваешься к пролетающим мимо. Перелет… недолет. Грохот раздается совсем рядом, по броне гремят камни, разбиваются комья земли.
– Метрах в десяти упал, – вытирая кровь с разбитых губ, проговорил командир орудия. – Пристрелялись, паскуды.
– А чего наши гаубицы молчат? – спросил кто-то.
Ему не ответили. Только тайком крестился заряжающий, имевший тоже троих детей. Не за себя, за них душа болит… неужели бог не слышит.
– В атаку пора бы. Прямо на гада-фашиста, – не выдержав, воскликнул механик-водитель, тоже мужик семейный, гнавший прочь мысли о смерти.